Новости Энциклопедия переводчика Блоги Авторский дневник Форум Работа

Декларация О нас пишут Награды Читальня Конкурсы Опросы
Страницы
Архивы

Влюбленного транслейтора заметки на полях

Подписаться на RSS  |   На главную

Совы во мхе, волки на болоте. А вы где были, когда борода Бро застряла в почтовом ящике?

Про перевод устойчивых выражений

Было скучно, много чего надоело до скрежета в зубах, прибежала одна белая норвежская книжка и вывела на любопытное от Бенте Тейген Гюндерсен и Аннетте Мире Йоргенсен. Это статья про перевод всяких разных устойчивых выражений в паре испанский-норвежский. Я работаю с обоими языками, так что мимо не прошла, а решила поделиться, статью переведя, немного пошалив и дополнив тем, что было выкопано в процессе разбирательств, что значит и откуда есть пошло то или сё.  Ниже следует результат.

Вряд ли нужно лишний раз напоминать, что устойчивые выражения используются в литературе, СМИ и ещё во многих местах как просто для красного словца, так и с разными другими целями. Такие выражения часто представляют проблему для переводчика. Так случается в том числе при переводе с испанского языка на норвежский и наоборот. Поэтому при переводе нужно знать, что когда в испанском рассказе заходит речь о gato encerrado («запертом коте»; пояснение см. чуточку ниже слева), в норвежском разговор пойдёт об ugler i mosen («совах во мхе»; см. там же справа).

ESP

NO

gato encerrado

ugler i mosen

Речь о gato encerrado (букв. «запертом коте») из выражения «aquí hay gato encerrado» (букв. «тут есть запертый кот» или, точнее, «тут есть спрятанный кот»).

Выражение берёт начало в 16-17 вв. (тот самый Золотой век), когда вошло в моду называть котами сумки и мешки, где хранились деньги.Тогда в обычае было прятать таких «котов» с деньгами среди вещей или хранить в укромном местечке, дабы уберечь от воров. Воришки проверяли потенциальную жертву на наличие денег, равно как и на то, где она их хранит. Потом сообщали друг другу (чтоб никто не догадался), что, мол, тут или там есть «спрятанный кот», то есть, спрятанный и оберегаемый мешочек с деньгами.

Неизвестно точно, почему такие кошельки вообще стали называть котами.

Есть версия, что первоначально их изготавливали из кошачьей кожи. Согласно другой версии так народ в ту эпоху называл воров, полагавшихся в своем ремесле на хитрость и ловкость (эту версию поддерживает Real Academia Española), потому как обладали поистине кошачьей сноровкой.

Ugler i mosen (букв. «совы во мхе») – выражение, заимствованное из датского языка.

На самом деле это искажение ютландского выражения der er uller i mosen, где uller — диалектный вариант слова ulver («волки»), в то время как mose означает myr («болото, трясина»).

Выражение прибыло в Копенгаген с торговцами скотом из Ютландии, которые использовали его для обозначения сомнительной, ненадёжной сделки. В Зеландии волки к тому времени уже перевелись, а в северной Ютландии их было видимо-невидимо до самого конца 19 века. Когда волков в Дании совсем не осталось, выражение постепенно исказилось до ugler i mosen. Совы во мхе – это, конечно, не подстерегающие на болотах волки. Тем не менее, выражение говорит о грозящей опасности или о том, что нечто выглядит подозрительным. Глагол uglese (букв. «совиться» = «хмуриться», «иметь [по какой-либо причине] перекошенное лицо»), видимо, происходит от ulvese (букв. «волчиться», ср. с нашим смотреть волком).

Похожее выражение встречается у Плиния и Вергилия.

 gato encerrado ugler i mosen
Оба выражения – и испанское и норвежское, таким образом, означают, что дело тут нечисто, что-то здесь неладно.

В этой связи, само собой, решающее значение для переводчика имеют как знание языка, так и широкая культурная компетенция. Особенно это касается перевода художественных текстов, которые изобилуют аллюзиями и культурными отсылками, поскольку писатели очень любят поиграть устойчивыми выражениями.

tunga rett i munnen

При этом авторы частенько их изменяют, добиваясь таким образом неожиданного, часто юмористического эффекта.

Переводчик в таких случаях должен принимать во внимание жанр, стиль, речевой регистр, целую массу нюансов – в общем, очень важно ему правильно держать язык во рту (норв. holde tunga rett i munnen), в смысле, сохранять самообладание, уметь сконцентрироваться да сфокусироваться и в принципе быть внимательным и осторожным и хорошенько думать, дабы не ляпнуть чего-нибудь не того.

Узнавание – кормилица перевода

Чтобы такие хитрые закавыки перевести как надо, нужно первым делом что? Совершенно верно, поймать с поличным, опознать, установить личность – всё по протоколу. То есть узнать выражение в исходном тексте. Если переводчик не знает выражение или культурную отсылку, он может неверно её истолковать, проглядеть и выдать лишённый заложенного в них смысла буквальный перевод.

Роман Эрленда Лу «Tatt av kvinnen» (букв. «Взятый – т.е. унесённый – женщиной») ещё не переводился на испанский язык.

[Этот роман известен на русском под названием «Во власти женщины». С учётом того, что говорят норвежские специалисты, нашим переводчикам, возможно, есть о чём задуматься.]

Название содержит юмористическую отсылку к названию фильма, которое уже закрепилось в языке: «Tatt av vinden» («Унесённые ветром»).

 tatt av kvinnen

По-английски книга и основанный на ней фильм называются «Gone with the Woman». Переводчик на английский, вероятно, знающий о существовании «Gone with the Wind», со своей работой справился.

Смотрим дальше. По-испански фильм про Скарлетт и Ретта называется «Lo que el viento se llevó» (букв. «То, что унёс ветер»). Следовательно, удовлетворительным переводом названия «Tatt av kvinnen» на испанский стало бы «Lo que la mujer se llevó» («То, что унесла женщина»).

К хорошему вину хорошее сало

Следующий шаг после узнавания – найти соответствующее выражение на языке перевода. Есть устойчивые выражения, часто пословицы и поговорки, которые проистекают из мирового литературного, философского или религиозного наследия. Например, общеизвестное библейское око за око, зуб за зуб в большинстве языков лексически, синтаксически и семантически идентично: норв. øye for øye, tann for tann, англ. an eye for an eye, and a tooth for a tooth, исп. ojo por ojo, diente por diente, нем. Auge um Auge, Zahn um Zahn. Такие штуки веками, порой тысячелетиями, сохраняются неизменными в языке (языках). Что касается менее суровых текстов, то всем знакомо, например, выражение из «Трёх мушкетёров» én for alle, alle for én («один за всех и все за одного»). Оно тоже везде одинаково. Такие выражения не представляют никаких проблем для переводчика, если у него нет волос дурака на голове и склонности теряться за телегой (об этом будет ниже) – то есть если он их знает и в состоянии подобрать нужный эквивалент в языке перевода.

Если же переводчик выражение на языке оригинала не понял, он может выдать в переводе что-нибудь забавное или чересчур загадочное там, где оно вовсе не планировалось. Например, выражение se le cayó el alma a los pies из испанского романа было переведено на норвежский как sjelen falt ned i føttene på ham («у него душа упала в ноги»). Испанское выражение подразумевает, что человек находится в подавленном состоянии, ни на что не реагирует от тоски и депрессии. Всё бы ничего, только у подавленного норвежца если что и подвергается действию гравитации – то hjertet («сердце»), а не sjelen («душа»). Норвежский эквивалент в данном случае hjertet synker i brystet på en.

ESP

NO

se le cayó el alma a los pies

hjertet synker i brystet på en

Букв. «у него душа упала в ноги» = повесил нос (на квинту), скис, пришел в уныние. Букв. «у Х сердце опускается в груди» (ср. англ. ones heart sank).
 heart in feet

Как видно, испанское выражение не совсем аналогично нашему душа ушла в пятки. Несколько ближе сердце оборвалось (поскольку помимо испуга есть коннотация отчаяния, сильного потрясения) или сердце сжалось, но и эти скоротечные реакции не отражают испанской тоски. Любопытно, что в русском языке совершить прогулку вниз может и душа, и сердце, но в обоих случаях это будет означать страх, а не подавленное состояние. При этом сердце может не только уйти в пятки, но и упасть, но здесь мы опять имеем дело с оттенком тревоги. Так что если в русском языке что-то и должно «подвергаться действию гравитации» для описания подобных состояний, то скорее дух, и не сам, а им.

Не сидеть с бородой в почтовом ящике

Несмотря на кажущуюся избитость темы и, соответственно, осведомлённость о ней переводчиков, устойчивые выражения не всегда легко распознать и перевести как надо. У большинства нет точных соответствий в других языках. Задача усложняется, когда в игру вступают выражения, специфические для конкретной страны или культуры. Казусы случаются, и тут надо держать ухо востро и нос по ветру, дабы не оказаться сидящим с бородой в почтовом ящике.

med skjegget i postkassa

 sjegget i postkassa

Это кусочек из норвежского выражения å sitter med skjegget i postkassa (букв. «сидеть с бородой в почтовом ящике» = «попасть в затруднительное, неловкое, глупое положение»).

Можно представить себе картинку: человек с длинной бородой, застрявшей в почтовом ящике после того, как он имел неосторожность заглянуть слишком глубоко. Довольно неудобно и нелепо, не так ли?

В общем, если говорят о человеке с бородой в почтовом ящике, то хотят сказать, что человек этот добился не вполне того, чего хотел. При этом над ним, скорее всего, будут потешаться: ну надо же, какой недотёпа! В этом и есть суть выражения.

Что касается происхождения выражения, то оно покрыто мраком. Ларс «Det flotte ord» предлагает интересную, пусть и шуточную, версию о юлениссе (Julenissen, он же Санта Клаус, он же Дед Мороз и прочие разносчики подарков известным зимним вечером).

Коротко так.

Юлениссе чтит традиции, в 21-м веке ездит на оленях и пытается развезти всем подарки вовремя. Но если раньше он это делал путем пролезания в дымоход, то теперь люди завели обыкновение жить в домах без дымоходов, и ему приходится как-то адаптироваться. С этой целью он стал пытаться отправлять подарки по-другому, а именно, оставляя их в почтовых ящиках. Штука непростая для товарища, доселе не пользовавшегося ничем сложнее запряжённых оленями саней. Можно себе представить, что сказали офицеры полиции, обнаружившие покашливающего старичка в красном, у которого борода застряла в почтовом ящике. Ну да, сидел с бородой в почтовом ящике.

Выражение существует также в шведском и датском языках.

 julenisse

Расписанные ниже выражения mellom barken og veden и love gull og grønne skoger не имеют фактически никакого отношения к лесному хозяйству. Свободно владеющим норвежским языком человек сразу поймёт, о чём речь, при этом ничего его нигде не напряжёт, не резанёт и странным не покажется. При буквальном переводе на другой язык значение, быть может, полностью и не утратится, однако текст на выходе получится довольно неуклюжий.

mellom barken og veden

 mellom barken og veden

Букв. «между корой и древесиной». Это классическое норвежское выражение, использующееся для обозначения тяжёлого, опасного положения или ситуации. Это очень тесное пространство, столь тесное, что в нём невозможно свободно двигаться, чтобы что-то сделать. Человек зажат, он в тисках, i klemme, как ещё говорят норвежцы и датчане о безвыходной ситуации. Лесной промысел в Дании отличается от норвежского, поэтому датчане используют более острое выражение en lus mellom to negler (букв. «вошь меж двух ногтей»).

[Описание взято из Per Egil Hegge: Peler for svin og 555 andre norske idiomer – Kagge Forlag AS, Oslo, 2015, s. 9-10]

Ср. с англ. between a rock and a hard place, between the devil and the deep blue sea, а тж. между молотом и наковальней, меж двух огней, между Сциллой и Харибдой.

 gull og grønne skoger

love gull og grønne skoger

Букв. «обещать золото и зелёные леса».

Само по себе выражение это появилось ещё до нашей эры, а найти его в том или ином виде можно во многих языках, например, франц. promettre monts a merveilles, итал. promettere mari e monti, нем. Gold und Goldene Berge. Ср. с нашим сулить золотые горы и лат. auri montes polliceri.

Как утверждает автор на bokelskere.no, впервые в значении «обещать излишне много, давать невыполнимые обещания» выражение это – непосредственно в этой норвежской форме с зелёными лесами – было использовано Людвигом Хольбергом.

Почему у всех золото и горы, а у норвежцев зелёные леса? Точно не сказать. Осмелюсь предположить, что объяснение надо искать в особом отношении скандинавов к природе и особенностях их с ей сожительства.

Испанцы для выражения тех же мыслей прибегают к аналогии с войной. Так, человек в крайне затруднительном положении оказывается entre la espada y la pared («между мечом и стеной»), а сулящий совершить невыполнимое чудо promete el oro y el moro («обещает золото и мавров»).

Углубляясь дальше в локально-специфичные дебри, Бенте и Аннетте обращают внимание на то, что в Норвегии есть множество выражений, которые обязаны своим происхождением лыжным видам спорта. Например, å hoppe etter Wirkola и da Oddvar Brå brakk staven. Попробуйте, предлагают авторы, перевести это на родной язык, если сможете! «Прыгнуть за Вирколой», «to jump after Wirkola», «saltar después de Wirkola»… — многие читатели текста на соответствующих языках и не поймут, в чём соль.

 hoppe etter Wirkola

å hoppe etter Wirkola

Букв. «прыгнуть за Вирколой».

Бьёрн Торе Виркола – норвежский прыгун с трамплина и вообще выдающийся спортсмен. От того, что Виркола много лет удерживал статус единственного чемпиона мира по прыжкам на лыжах, и пошло это выражение. Выражение часто используется в ситуациях, когда кому-то нужно повторить или превзойти достижение исключительно выдающегося предшественника. Впервые оно прозвучало из уст Торбьёрна Иггесета, заявившего, что «даже Энгану было бы невесело прыгать вслед за Вирколой». В 2008 г. легендарный норвежский комментатор Бьёрге Лиллелиен после неудачи немецкого спортсмена Дитера Нойендорфа выдал в ответ на раздраженное разочарование последнего: «Так бывает, когда прыгаешь за Вирколой».

da Oddvar Brå brakk staven

 da Braa brakk staven

Букв. «когда Оддвар Бро сломал палку» (иногда короче, «когда Бро сломал палку») – укороченная версия распространённого в Норвегии вопроса Hvor var du da Oddvar Brå brakk staven? (букв. «Где ты был, когда Оддвар Бро сломал палку?»).

Оддвар Бро – норвежский лыжник с целой массой достижений. Палка, понятно, подразумевается лыжная, да не какая-нибудь, а в Норвегии очень знаменитая – та, что сломалась у Бро на Чемпионате мира в Осло в 1982 г. Вопрос этот норвежцы задают вот уже 33 года в самых разных контекстах, в том числе в сугубо детективном.

А ответ, как обычно…

Вот и другие примеры типично норвежских выражений, которым непросто найти соответствие в других языках: har vært ute en vinternatt førsitte med skjegget i postkassa (про бороду в почтовом ящике см. выше). Есть даже построенный на устойчивом выражении анекдот, который, в свою очередь, так закрепился в языке, что где его только нынче не встретишь: alle monner drar, sa musa, ho pissa i havet (букв. «„По капельке – море“, — сказала мышка и пописала в океан»). Думаю, тут пояснения не требуются.

har vært ute en vinternatt før

 ute en vinternatt

Букв. «уже был/оставался на улице в зимнюю ночь».

Bokmålsordboka предпочитает говорить о зимнем дне (vinterdag), а не ночи, но смысл тот же: 14 октября – день тяжёлый, начинается зима. Лучше сидеть дома, а то мало ли что.

Тот же, кому в это страшное время дома почему-то не сиделось, это «мало ли что» на себе испытал, то есть «уже кое-что попробовал, испытал».

 allemonner drar

alle monner drar

Букв. «любая прибавка приносит пользу» = «любой вклад на пользу (ценен)», «любая прибавка, даже самая малая – лучше, чем ничего».

Ср. с русским «с миру по нитке – голому рубаха», «полено к полену – и дрова», «со всех по крохе – голодному пироги», «по капельке море, по зернышку ворох», «мир по слюнке плюнет – так море» и т.п. (у Даля и Михельсона их и правда море)

В испанском же языке есть немало выражений, связанных с боем быков.

Например, salir por la puerta grande (букв. «выйти в большую дверь» = «выйти победителем, триумфатором; с почётом, триумфом, с успехом»), как тореадор после победы. Другой пример: entrar al trapo (букв. «входить в/на плащ» = «поддаваться на провокацию; реагировать, не подумав»), как бык несётся, выставив рога, на красный плащ тореро со всеми вытекающими для быка последствиями.

 entrar al trapo

Многие испанские выражения берут начало в местной кулинарной и винодельческой традиции и нередко апеллируют к достоинствам оливкового маcла или вина: aceite de oliva, todo mal quita («оливковое масло убирает все плохое, снимает все невзгоды и страдания»), a buen vino, buen tocino («к хорошему вину хорошая свинина») и al pan, pan y al vino, vino («хлеб к хлебу, вино к вину», = «всё должно быть к месту; вещи должны называться своими именами»).

Ну, коли уж пошла такая пьянка и речь зашла о горячительных напитках, то вот, есть в норвежском языке выражения av barn og fulle folk får man vite sannheten («от детей и пьяных можно узнать правду») и når ølet gjeng inn, gjeng vitet ut («когда пиво вошло – ум вышел»). Предлагаемые испанские эквиваленты к ним – los niños y los borrachos no mienten («дети и пьяные не врут») и donde entra el beber, sale el saber («куда вошёл напиток – вышло знание»). Ср., напр., с устами младенца глаголет истина, что у трезвого на уме – у пьяного на языке.

C волосами на языке против сов во мхе

[«с волосами на языке»: норв. med hår på tunga: авторы играют с испанским выражением no tener pelos en la lengua (букв. «не иметь волос на языке» — «не стесняться в выражениях; говорить, резать правду в глаза»)]

И в норвежском, и в испанском, как и в других языках, существует множество выражений, содержащих названия частей тела, лица и организма в целом. Например, no tener un pelo de tonto («не иметь ни волоска дурака», = «быть смышлёным/сообразительным/ хитрым; не быть глупым ни в малейшей степени») соответствует норвежскому å ikke være tapt bak en vogn (букв. «не теряться за повозкой/телегой» [норвежско-русский словарь Медведева предлагает для этого выражения перевод «не робкого десятка», но предположим, что норвежским лингвистам может быть виднее, тем более, что картинку представить просто: зима, снег, след от чего-то недавно проехавшего – только совсем дурак и потеряется]).

No ver el pelo a alguien («не видеть ни волоса (кого-л.)» = «совсем или почти совсем не видеть, не встречать кого-л.») соответствует норвежскому å ikke se snurten av noen (букв. «не видеть ни проблеска [даже мимолётом] кого-л.»). Ср. с ни слуху, ни духу, ни слуху, ни помину, ни вестей, ни костей и т.п., а тж. англ. see neither hide nor hair of smb/smth.

Норвежское å sette griller i hodet på noen («вкладывать кому-л. в голову причуды, блажь» = «туманить мозги кому-л., морочить голову») соответствует испанскому comerle el coco a alguien (букв. «съесть чей-то кокос» [т.е. мозг, не путать с «выесть/вынести мозг»] = «задурить, заморочить голову кому-л.»).

Испанское выражение ponérsele a alguien los dientes largos (букв. «сделать себе длинные зубы» [тж. alargársele los dientes – букв. «вытянуть зубы»] = «страстно желать чего-л., обычно с завистью») употребляется, когда речь идёт о зависти. Ср. с раскатать губу, положить глаз.

Если в норвежском возраст или время setter sine spor («накладывает свою печать, оставляет свой след»), то в испанском – pasa factura («предъявляет счёт»). В норвежском считают годы på nakken («на шее/на затылке»), а в испанском говорят tener x años de vida a sus espaldas («иметь Х лет жизни на плечах» — ср. с за спиной, за плечами).

 alargársele los dientes
 på tynn is

В обоих языках есть и фразеологизмы, содержащие образы животных, растений и природы в целом. Her er det ugler i mosen нельзя переводить на испанский в том же виде, нужно подбирать соответствие с «запертым котом» (aquí hay gato encerrado).

Если в Норвегии обманутый покупатель получает katta i sekken («кота в мешке»), значит, в Испании кто-то «выдал кота за кролика» (dar gato por liebre). Когда же недостаточно подготовленный к какому-либо предприятию норвежец стоит på tynn is («на тонком льду»), сочувствующий ему испанец оказывается en arenas movedizas («на зыбучем песке») или en la cuerda floja («ходит по канату»). Ср. с ходить по лезвию ножа.

***

Многие авторы пользуются приёмом изменения или переворачивания устойчивых выражений. Например, берутся сразу два (или больше) выражения, соединяются и вписываются в авторский текст – получается что-то новое. В этом случае переводчику необходимо распознать разные части выражений. Писатель Чартан Флёгстад – большой любитель поиграть словами и оборотами в своих произведениях (возможно отчасти поэтому, несмотря на обширную библиографию, мне не удалось отыскать переводов на русский, хотя не могу сказать, что сильно озадачивалась).

В романе «Grense Jakobselv» он использовал буквальный перевод испанского no tener pelos en la lengua, для описания прямолинейного, не стесняющегося в выражениях персонажа:

Som det blei sagt, var fru Mayen av dei som tok bladet frå munnen, som ikkje hadde hår på tunga, og som snakka rett frå levra

(букв. «Поговаривали, г-жа Майен была из тех людей, что вынимают изо рта бритву, что не имеют волос на языке и что говорят прямо от печени»)

Тут втесался ещё и немецкий оборот frisch von der Leber sprechen [reden] — букв. «прямиком из печени говорить» = «говорить откровенно [напрямик, без обиняков, не стесняясь]; высказать всё, что наболело».

Благодаря такому буквальному переводу на норвежский достигнут комический эффект. Как бы это выглядело, будто это не оригинальный авторский текст, а перевод? И как такое переводить на те языки, из которых оно заимствовано, сохранив тот же эффект? Это уже другой вопрос и другое дело или, как говорят испанцы, harina de otro costal («мука из другого мешка»).

А пока спасибо всем упомянутым и не упомянутым норвежцам и испанцам за приятно проведённый досуг.


16 ноября 2015 Ульяна Сергеевна | 3 комментария


Rise from Slumber, то есть Back Again

Не писала я лет тысячу – не потому что пряталась и не потому что нечего было писать, а потому что уходила в очередную погоню за белыми кроликами, которая в этот раз затянулась вот так надолго.

Потому что это было ну очень интересно, возвращаться не хотелось, а между тем добрые друзья начали все ощутимей пинаться коленками и пихаться локтями. Rise, мол, from your slumber, выползай уже из спячки, норная зверушка.

Загвоздка в том, что из чудесатых приключений вообще ужасно тяжело возвращаться – таков уж закон жанра. А это было такое чудесатое, что чудесатей всех прочих чудесатостей. В связи с чем я официально объявляю отказ от полного стопроцентного возвращения и о намерении твердо и весело стоять одной ногой тут, а другой там.

Итак, одну ногу, начав сию писанину, вроде бы куда надо поставила. Теперь осталось собраться с мыслями и вспомнить, что нужно написать.

Начнем с того места, где я остановилась в последний раз, прежде чем прыгнула в кроличью нору.

Курсы, курсы… Курсы я закончила, да – и по скандинавской мифологии, и по фэнтези и научной фантастике. Даже успела до погружения где-то развешать соответствующие бумажечки, сей факт подтверждающие. Вот они:

Norse mythology course certificate  Fantasy and Science Fiction course certificate 

Собственно, отсюда и началось осознанное и целенаправленное путешествие по Стране чудес.

* * *

Где-то ближе к зиме, когда школьная жизнь уже вошла в колею, переводов было не особенно много, и освободилось время заняться чем-нибудь поинтереснее, выдалось еще одно замечательное небольшое приключение внутри того, большого. Вернер Скалла из проекта Skapago

Тут предыстория: Вернера я нашла когда-то давным-давно, когда обшаривала просторы интернета в поисках сколь-нибудь вразумительного объяснения загадочного норвежского звука, передаваемого буквой «Y». Нужно было давать уроки в нашем малюсеньком норвежском клубе, а между тем осмыслить, как эта жуткая штука произносится, по многочисленным описаниям в учебниках никак не удавалось. Что уж там говорить о преподавании. И тут наткнулась на простое и гениальное видео, после которого все сразу стало ясно, кроме того, почему раньше было так непонятно. Разумеется, тут же отыскала все соответствующее в других местах и подписалась.

Потом вышел замечательный учебник норвежского языка, в котором самый настоящий скандинавский ниссе по имени Нильс помогает всем желающим изучить букмол.

Где-то в октябре от Вернера и проекта Skapago пришла рассылка с призывом поучаствовать в создании нового учебника, теперь уже полностью на норвежском. Призыв был слишком заманчив, чтобы не отозваться, и в результате я на несколько зимних месяцев втянулась в увлекательный процесс выполнения готовящихся упражнений, их комментирования и получения изумительно подробных и внимательных писем от составителей.

Наконец новые продвинутые букмолоязычные приключения с ниссе Нильсом вышли. Вышли и попросились отправиться ко мне на почту, отказавшись даже принимать оплату за доставку. Такие вот душевные ребята работают в проекте Skapago.

 Nils 1 Nils 2 

Кто хочет, может даже откопать меня на страничке учеников/учителей-соавторов в самом хвосте. Что в очередной раз подверждает: приключение, которое хочет, чтобы в него окунулись, неблагодарным никогда не останется и на прощание обязательно что-нибудь да подарит. Причем книжки и прочие осязаемости — всего лишь мелочь в груде остальных сокровищ.

* * *

Не успело это мини-приключение закончиться, как началось следующее. Сначала Катя, добрый маг, перводвигатель и вдохновитель всего-всего вообще, написала про затевающееся «Лоскутное одеяло».

— Клево, — сказала я и даже попыталась нацарапать какую-то заметку, но потом забыла и снова погрузилась в мир Серых Волков, Красных Шапочек и прочих Одинов и Фрей.

Потом оно всплыло снова, но теперь уже со стороны Лены.

— Может, напишешь рассказик? — спросила она.

— Может, и напишу, — сказала я, лениво открыв полглаза в мир современных коммуникаций, тут же снова его закрыв и направив оба глаза обратно в изучение древнеисландского языка и мало в чем совпадающих между собой 26 переводов Voluspa с аннотациями и без.

Через некоторое время, в соответствии со сказочным правилом троекратного повторения, задача была поставлена в третий раз, и я просто отказалась. У меня тут, понимаете ли, квест, и писать про него раньше времени лучше не стоит, а про все предыдущее скучно.

— А нарисуй тогда нам картинки, — вкрадчиво предложила дружелюбная ведьма, точно знающая, какие пятки топтать и за какие нитки дергать.

Это было уже интересно. Картинки к книжке я еще никогда не рисовала.

Когда прислали первые рассказы (чтобы поскорее начать уже что-то рисовать), обнаружилась интересная штука. Иллюстраторский опыт у меня нулевой, зато редакторский вполне себе достаточный, чтобы вместо положенного рисования картинок первым делом начать машинально исправлять запятые и тире. Так и пошло: тут тире, там запятая, тут эскиз — и его сразу Лене с непрестанными «а что, если так? а если вот так? а ну как эдак?». Лена познакомила меня с Таней, и стали мы сшивать все подаренные авторами и художниками кусочки воедино.

В конце концов «Одеяло» написалось, нарисовалось, сшилось и даже напечаталось. Ну, вы уже читали Ленин пост.

Patchwork

* * *

На этом, однако, ничего не закончилось — даже наоборот, все только началось. Если Мюнхгаузен вытащил себя из болота за волосы сам, то я не только не Мюнхгаузен, но и вовсе даже не в болоте, в связи с чем никуда ниоткуда вытягиваться не торопилась. Обычная ситуация: лежишь себе мирно в уютной норе, читаешь, мечтаешь, снедаешь пюре и на все призывы поделиться охотно киваешь, завершая любой соответствующий разговор одинаково:

— Конечно-конечно. Сейчас-сейчас. Только подождите еще чуть-чуть, буквально одну минуточку. Я заберу еще вот это, и это… а еще вон то — такое большое и блестящее… Ну, чтоб было побольше всего, чем делиться. А потом, разумеется — как только, так сразу.

Так продолжается до тех пор, пока настойчивые голоса друзей не начинают звучать в унисон с вокалисткой группы Blondie, требуя отставить зарываться и объявляя, что время пришло. Пора вылезать и делиться, иначе скопившаяся в голове информация и правда превратится в болото. Spice must flow.

Возникло предложение провести вебинар, я согласилась и начала готовиться. Через две недели вынула исписанные пометками блокноты и торжественно объявила, что 45 минут с  хвостиком на вопросы и ответы — время категорически недостаточное, а нужно, в общем, года два. Это, конечно, очень всех обрадовало, но мне объяснили, что двухгодичный вебинар — это чуточку долговато с непривычки, для начала хорошо бы ограничиться стандартным часом. На том и порешили.

Ниже следует описание затеи в том виде, в каком оно размещено в остальных местах.

poster 9 

22 августа, 19:00

Сказки, которыми мы живем

Вы приглашены в волшебный мир сказки и мифа. 

Этот сказочный вебинар был подготовлен в результате изучения вороха материалов по фольклористике, сравнительной мифологии, сказительству и сторителлингу, архетипической и трансакционной психологии, психологии создания и продвижения брендов и прочих премудростей с длинными умными названиями. Все эти знания долго копились у автора в голове, тетрадях и блокнотах и вот теперь готовы вылиться в целый курс лекций об удивительной жизни сказки в современном мире.  

  • Как живет сказка в наши дни?
  • Как применяется классическая структура сказки в современном мире?
  • Как она используется в построении сценариев фильмов, игр, литературных произведений?
  • Как универсальный метафорический язык сказки используется в маркетинге?
  • Как эти знания могут быть полезны при переводе текстов соответствующих тематик?
  • Какова общая модель путешествия мифологического героя?
  • Как проявляется эта модель в обрядах инициации примитивных народов, развитой мифологии древних цивилизаций, наших сновидениях?
  • Как согласуется с ней каждый новый опыт в нашей жизни – например, освоение новой предметной области, вида или направления в переводе, установление контактов с заказчиками и коллегами?
  • Как она может помочь понять и проанализировать этот опыт и справиться с возникающими трудностями?

Обо всем этом автопробегом по бездорожью расскажет Ульяна Рудик, переводчик-фрилансер, преподаватель английского, испанского и норвежского языков, исследователь фольклора по собственному желанию, сказочник.

Возможно, вы узнаете что-то новое о себе и обнаружите, что вы и есть самый настоящий сказочный герой, а обыденный мир повседневной жизни вовсе не так уж сер.

До встречи в гостях у сказки!

* * *

В заключение осталось только добавить… А нужно ли что-то еще добавлять?

До встречи в гостях у сказки!


13 августа 2015 Ульяна Сергеевна | 2 комментария


Очередное повседневное

За выходные удалось сделать черновой перевод трех глав, выписать в дневник прорисовавшийся алгоритм работы в заданных условиях и даже немного погулять.

Сегодня провели в школе автопробегно-по-бездорожную ревизию* пройденного за год в целях подготовки к финальному забегу — в смысле, к итоговому экзамену. Опять много смеялись. Уже не помню, почему. Надеюсь, ученики запомнили больше, чем их преподаватель. Надеюсь, полезного.
[* ха, кому false friend, кому мелкое хулиганство]

Туда ехала с реггетоном в ушах и Максимовской «Стилистикой и литредактированием» в руках, теряя фразы при подпрыгивании на кочках и озадачивая мирных граждан с телефонами. Обратно шла пешком, опять с реггетоном в ушах и тремя норвежцами, одним испанцем и одним британцем в голове. Хожу я быстро, на каблуках, по бездорожью вниз в другую часть города, сорок пять минут. Мышцы, как положено, очень радовались физической нагрузке, упражнению и сопутствующим полезным вещам. Особенно на ногах, особенно дома, особенно после удаления сапог.

Имела твердую решимость закончить сегодня-завтра еще полторы главы в силу наличия прекрасно расписанного плана, но приняла звонок от клиента, так что вместо глав буду переводить благодарности.

Дети за день выгулялись и сели играть в школу. Саша с гордостью принесла из соседней комнаты первую пятерку. Не разобрала, по какому предмету, но тоже очень горжусь.

Муж витает в черно-белых тучах, заполонив собой фэйсбук и наводя ужас в качестве альтернативного способа лечения больного зуба. А еще жарит беляши и фотографирует уток.

Все вокруг наконец зеленое, прохожие начали смотреть друг другу в лица и улыбаться. Хочется отнестись к реке, положиться в воду и слушать песню, которую запомню навсегда.


5 мая 2014 Ульяна Сергеевна | Комментариев (1)


Скандинавская мифология. Конспект урока 3, об Эддах. Часть IV. «Младшая Эдда»

Так называемая «Младшая Эдда» Снорри Стурлусона — это на самом деле учебник сложнейшей замысловатой поэзии исландских скальдов. По ряду причин во времена Снорри поэзия эта находилась на грани вымирания, так что во многом именно благодаря бережному труду Снорри и сохранилось до наших дней знание о ней.

Этот прозаический труд содержит четыре части, в которых пересказываются древние мифы и легенды, описывается язык скальдической поэзии и приводятся примеры стихотворных форм.

В первой части (Прологе) приводится «христианизированная» версия происхождения скандинавских богов: они описаны как троянские воины, покинувшие Трою после падения города и поселившиеся в Северной Европе, где из-за высокой культуры и знания превосходящих технологий были восприняты местным населением как боги.

Далее, в «Видении Гюльви» (Gylfaginning), повествуется о том, как некий конунг Гюльви отправился в Асгард за знаниями и стал играть с асами в игру в вопросы и ответы. Так он узнал о прошлом и будущем мира, о жизни и подвигах богов и т.д. Примечательно, что этот материал Снорри в изобилии черпал из песней «Старшей Эдды».

В третьей части, как следует из её названия (Skáldskaparmál — «Язык поэзии»), описываются общие принципы скальдической поэзии, в том числе вводятся понятия хейти и кеннинга, все это снабжено большим количеством цитат из известных скальдов. Эта часть в основном построена в форме примеров кённингов с мифологическими разъяснениями, поскольку подавляющее большинство из них невозможно понять вне контекста мифов и легенд, с которыми они перекликаются.

Наконец, в Háttatal («Перечне стихотворных размеров») Снорри наглядно иллюстрирует различные варианты скальдических стансов. 

В качестве примера из «мифологической» части «Младшей Эдды» привожу забавную историю о Торе и великане в переводе Смирницкой:

Тогда Ганглери сказал: «Добрый корабль Скидбладнир. Верно, много нужно было колдовского уменья, чтобы сделать такой. А не приходилось ли Тору встречать на пути превосходящую его силу? Не ввергала ли его в беду чья-либо телесная мощь или колдовство?» Тогда Высокий молвил: «Мало кто, думаю, сможет рассказать о таком. Все же многое стоило ему великого труда. Но хоть бы и случилось Тору встречаться с силой, которой он не мог одолеть, негоже о таком рассказывать, ибо примеров тому немало, а всем надлежит верить, что нет никого сильнее Тора». Тогда сказал Ганглери: «Сдается мне, я спросил вас о том, чего никто не станет рассказывать». Тогда сказал Равновысокий: «Слышали мы о событиях, которые показались нам невероятными. Да вот сидит здесь тот, кто сумеет рассказать все, как было, и ты поверишь, что не солжет сейчас не лгавший доныне». Тогда Ганглери сказал: «Я постою и послушаю, разрешится ли мой вопрос. А не то я назову вас побежденными, раз вы не смогли рассказать, о чем я вас спрашиваю». Тогда сказал Третий: «Видно, ему очень хочется знать про те события, хоть и не дело о них рассказывать». 

А начинается сказ с того, что отправился Эку-Тор с козлами своими и с колесницей в путь, а с ним и ас по имени Локи. Под вечер подъезжают они к дому одного человека и остаются там ночевать. А вечером Тор взял и зарезал своих козлов. Потом освежевал туши и положил в котел. А когда мясо сварилось, сел ужинать со своими спутниками. Позвал Тор к ужину и хозяина с женою да детьми. Сына хозяина звали Тьяльви, а дочку — Рёсквой. Потом Тор разложил перед очагом козлиные шкуры и велел хозяину и домашним его кидать кости в те шкуры. А Тьяльви, хозяйский сын, взяв бедренную кость козла и, насадив на нож, расколол и выковырял мозг. 

Тор заночевал там, а спозаранку встал, оделся и, подняв молот свой, Мьёлльнир, освятил им шкуры. Встали козлы, но один хромал на заднюю ногу. Не укрылось это от Тора, и он сказал, что, верно, хозяин или домашние его не были осторожны с козлиными костями: ведомо ему, что сломана бедренная кость. Нужды нет долго сказывать: всякий представит, как напугался хозяин, увидев, что Тор нахмурил брови. И как ни мало оставалось видно от глаз Тора, хозяин готов был повалиться наземь от его взгляда. Тор же ухватил руками молот, да так, что побелели суставы. Тут хозяин и вся родня его повели себя, как и нужно было ждать: завопили благим матом и попросили пощады, предлагая взамен все свое добро. Когда Тор увидев их страх, гнев его поулегся и, смягчившись, он пошел на мировую, взяв себе тех детей, Тьяльви и Рёскву. Они обязались нести ему службу и с той поры следуют за ним неотлучно. 

OLYMPUS DIGITAL CAMERA

Оставив там козлов, Тор держал путь на восток, в Страну Великанов. Дошедши сперва до моря, через море глубокое переправился и, ступив на берег, держал путь дальше, а с ним Локи, Тьяльви и Рёсква. Шли они так недолго и вот видят перед собою большой лес. Этим лесом шли они весь день, пока не стемнело. Никто на земле не мог поспорить с Тьяльви в скорости. Он нес мешок Тора, а еды у них было мало.

Когда совсем стемнело, они стали искать себе пристанища на ночь и набрели на какой-то дом, очень просторный. С одной стороны был вход шириною во весь дом. Там они заночевали. И вот посреди ночи случилось сильное землетрясение, заходила вся земля под ними ходуном, а дом так и затрясся. Тор поднялся и позвал своих товарищей, и, пробираясь вперед, они обнаружили пристройку по правую сторону дома, как раз посредине. Они вошли туда, Тор встал у входа, а остальные забились вглубь. Все были напуганы, но Тор сжимал рукоять молота и был готов защищаться. Вскоре они услышали сильный шум и грохот. А с приходом дня вышел Тор и видит: лежит человек в лесу неподалеку и росту немалого. Он спал и громко храпел. Тут Тор уразумел, что это грохотало ночью. Опоясывается он Поясом Силы, и прибыло у него силы божественной. И тут же проснулся человек и сразу встал на ноги. И, как сказывают, впервые Тору не хватило духу ударить молотом, и он спросил того об имени. Тот назвался Скрюмиром. «А мне, — сказал он, — нужды нет спрашивать, как тебя звать. Знаю я, что ты Аса-Тор. Не ты ль уволок куда-то мою рукавицу?» Потянулся рукою Скрюмир и поднял рукавицу, и Тор видит, что ее-то он и принял ночью за дом, а большой палец рукавицы — за пристройку. 

Скрюмир спросил, не возьмет ли Тор его в попутчики, и Тор согласился. Тогда Скрюмир развязал свою котомку и принялся завтракать, а Тор и его сотоварищи сели в другом месте. Тогда Скрюмир предложил сложить всю еду вместе, и Тор согласился. Увязал Скрюмир все припасы в одну котомку и взвалил себе на спину. Весь день он шел впереди: широк был его шаг. А поздно вечером подыскал Скрюмир им пристанище под одним большим дубом. И сам сказал Тору, что ляжет спать, «а вы берите котомку и готовьте себе ужин». И в сей же миг засыпает Скрюмир и громко храпит. Тор же принялся развязывать котомку. И теперь надо сказать, хотя и покажется это невероятным: ни единого узла не сумел он развязать, ни единого ремня ослабить. И увидев, что ничего не выходит, он разъярился: обеими руками схватил молот свой Мьёлльнир, шагнул одною ногой к лежащему Скрюмиру и ударил его по голове. А Скрюмир просыпается и спрашивает, не листок ли с дерева упал ему на голову, да поужинали ли они и устроились ли на ночлег. Тор говорит, что они сейчас лягут. Ложатся они под другим дубом. И правду сказать, не до сна им было. 

А среди ночи слышит Тор: так храпит Скрюмир в глубоком сне, что стоит в лесу гром. Тогда Тор встает и, подойдя к Скрюмиру, заносит свой молот и со всего маху ударяет Скрюмира в самое темя. Чувствует он: глубоко в голову вошел молот. В тот же миг просыпается Скрюмир и спрашивает: «Что это еще? Не желудь ли упал мне на голову? И что стряслось с тобой, Тор?» Отпрянул от него Тор и отвечает, что он-де только проснулся. «Еще полночь, — сказал он, — и время спать». А про себя подумал: если только выдастся ему случай нанести третий удар Скрюмиру, тому уж не видать Тора. И вот лежит он и поджидает, когда Скрюмир заснет покрепче. 

Незадолго до рассвета Тор слышит, что Скрюмир заснул. Он встает и подскакивает к нему. Заносит молот, собрав все силы, и ударяет прямо в обращенный кверху висок. Вошел молот по самую рукоять. А Скрюмир сел, провел рукою по виску и сказал: «Не птицы ли сидят надо мною в ветках дерева? Почудилось мне, когда я просыпался, будто какой сучок упал мне на голову. Ты уже проснулся, Тор? Верно, пора вставать и одеваться. Недалеко вам осталось до города, что зовется Утгард. Я слышал, вы перешептывались, что человек я росту немалого: так увидите вы людей и повыше, если попадете в Утгард. Примите теперь мой добрый совет: не слишком там заноситесь. Люди Утгарда-Локи не потерпят насмешек от какой-то мелюзги. А не то поворачивайте обратно, это, я думаю, будет для вас всего лучше. Если же вы все-таки хотите идти дальше, держите путь на восток. Мне же путь лежит на север, к горам, что там виднеются». 

Берет Скрюмир котомку, закидывает себе на спину и сворачивает с их пути в лес. И не сказано, чтобы асы пожелали скоро с ним свидеться.

Стурлусон С., Младшая Эдда. // Пер. О.А. Смирницкой — Л.: Наука, 1970

В той истории мы видим, как важен для северян юмор. В этих историях часто обнаруживается насилие и злая воля, но при этом описываются они с юмором.

Мы также видим некую «бессмертность» без бессмертности как таковой. Персонажи не то, чтобы не могут умереть – просто зачастую они этого не делают. Путешествие Тора, то, как он пробирается по мирам через препятствия и человечность, указывают на приземленность северных богов. Это – не сияющие небожители в белых одеждах, это – грубоватые, падающие, вымазанные воины, к которым неприменима концепция «непогрешимости» и «безотказности». И тор, и Один могут умереть, а в некоторых мифах и правда умирают. А борются они с силами, которые в принципе с ними уравновешены. Это важный момент: он отражает высокое значение смерти, в частности, гибели в бою. Чтобы боги были лучшими или более совершенными версиями самих северян, все должно быть усилено – в том числе доблесть и форма смерти. Хотя и для северной души уготовано бессмертие – оно подразумевает не столько вечную жизнь, сколько жизнь, чтобы однажды снова погибнуть.

На этом пока прощаюсь с удивительными «Эддами» и с удовольствием начинаю проходить следующий урок, посвященный другим литературным памятникам Скандинавии. 

В заключение привожу список основных источников, которыми пользовалась при написании этих четырёх постов: 

  1. Barnes M. // A Companion to Old Norse-Icelandic Literature and Culture / ed. by Rory McTurk – Blackwell Publishing, 2005, pp.173-189
  2. Foster M., Cummins M., Asgard Stories. Tales from Norse Mythology – Silver, Burdett and Company, New-York, Boston, Chicago, 1901
  3. Guerber H. A., Myths of the Norsemen from the Eddas and Sagas – London, George G. Harrap & Company, 1909
  4. Gunnell T., Eddic Poetry // A Companion to Old Norse-Icelandic Literature and Culture / ed. by Rory McTurk – Blackwell Publishing, 2005, pp. 82-100
  5. http://www.heimskringla.no/wiki/Sk%C3%A1ldskaparm%C3%A1l
  6. Lindow J., Handbook of Norse Mythology – ABC CLIO, Santa Barbara, Denver, Oxford, 2001
  7. Munch P.A., Norse Mythology. Legends of Gods and Heroes // Translated by S.B. Hustvedt — New York, The American-Scandinavian Foundation, 1926
  8. Orton P., Pagan Myth and Religion // A Companion to Old Norse-Icelandic Literature and Culture / ed. by Rory McTurk – Blackwell Publishing, 2005, pp. 302-319
  9. Oskarsson Þ., Rhetoric and Style // A Companion to Old Norse-Icelandic Literature and Culture / ed. by Rory McTurk – Blackwell Publishing, 2005, pp. 354-371
  10. Poetic Edda: Old Norse – English Diglot // Translated by Henry Adams Bellows, edited by Karl Hildebt\rand and Hugo Gering – Melbourne, 2011
  11. Poole R., Metre and Metrics // A Companion to Old Norse-Icelandic Literature and Culture / ed. by Rory McTurk – Blackwell Publishing, 2005, pp. 265-274
  12.  Snorri Sturluson, Edda. Prologue and Gylfaginning / Edited by Anthony Faulkes – 2nd ed., Viking Society for Northern Research, University College London, 2005
  13. The Ballad of Fafnir / Poetic Edda // Translated by H.A. Bellows — Princeton University Press: Princeton, American Scandinavian Foundation: New York, 1936
  14.  The Elder Edda of Saemund Sigfusson // Translated by Benjamin Thorpe, and The Younger Edda of Snorre Sturleson // Translated by I. A. Blackwell – Norrœna Society, London Stockholm Copenhagen Berlin New York, 1907
  15. The Prose Edda by Snorri Sturluson // Translated by Arthur Gilchrist Brodeur – New York: The American-Scandinavian Foundation, 1916
  16. Washburn Hopkins E., Epic Mythology – Strassburg, Verlag von Karl J. Trubner, 1915
  17. Грушке Н.Ф., Эдда // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  18. Исландский текст Младшей Эдды
  19. Мелетинский, Е.М., Эдда и ранние формы эпоса – М.: Наука, 1968
  20. Микайлова И.Г., Эдда как учение о пра-идеалах – М.: Новый центр, 2007
  21. Прорицание вёльвы // Перевод с древнеисландского Е. М. Мелетинского — http://norse.ulver.com/edda/others/voluspa.html Вход: 26.03.2014
  22. Старшая Эдда. Древнеисландские песни о богах и героях / Пер. А.И. Корсуна под ред. М.И. Стеблина-Каменского – Изд-во Академии Наук СССР, Москва Ленинград, 1963
  23. Стеблин-Каменский М. И., Труды по филологии. — СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2003
  24. Стурлусон С., Младшая Эдда. // Пер. О.А. Смирницкой под ред. М.И. Стеблин-Каменского – Ленинград: Наука, 1970
  25. Толкин Дж. Р.Р., Легенда о Сигурде и Гудрун // Пер. С. Лихачёвой – М.: Астрель, 2012

23 апреля 2014 Ульяна Сергеевна | 2 комментария


Скандинавская мифология. Конспект урока 3, об Эддах. Часть III. «Песенная Эдда»

1. Состав и содержание «Песенной Эдды»

Итак, «Песенная Эдда» — это прежде всего хранящаяся в Королевской библиотеке Копенгагена рукопись № 2365 4°, известная как Codex Regius, от которой сохранилось лишь 45 листов (считается, что после листа 32 отсутствует около 8 листов – вероятно, целиком пятая тетрадь), объединяющих в общей сложности 29 песней. Еще 5 песен из других источников традиционно включаются в издания «Песенной Эдды» как соответствующие Королевскому кодексу № 2365 4° по стилю и содержанию.

Эти 34 мифологические (14 песен о богах) и героические песни (20 песен о героях) за авторством очевидно разных, оставшихся навеки неизвестными поэтов, – фактически всё, что осталось нам от древнескандинавской поэзии данного типа.

Ниже перечислены эти 14 песен о богах и 20 песен о героях с указанием размера, в котором составлены песни (Ф – форнюрдислаг, Л – льодахатт, М – малахатт), и (весьма условно) их центральных персонажей:

 

Размер

Центр. персонаж

Название песни

Название на др.исл. (нормализ.)

Песни о богах

1.                    

Ф

Один

Прорицание вёльвы

Vǫluspá

2.                    

Л

Один

Речи Высокого

Hávamál

3.                    

Л

Один

Речи Вафтруднира

Vafþrúðnismál

4.                    

Л

Один

Речи Гримнира

Grímnismál

5.                    

Л

Фрей

Поездка Скирнира

Skírnismál

6.                    

Л

Тор

Песнь о Храбарде

Hárbarðsljóð

7.                    

Ф

Тор

Песнь о Хюмире

Hymiskviða

8.                    

Л

Локи

Перебранка Локи

Lokasenna

9.                    

Ф

Тор

Песнь о Трюме

Þrymskviða

10.                

Л

Тор

Речи Альвиса

Alvíssmál

11.                

Ф

Один

Сны Бальдра

Baldrs draumar

12.                

Ф

Хеймдалль

Песнь о Риге

Rígsþula

13.                

Ф

Хюндла

Песнь о Хюндле

Hyndluljóð

14.                

Л

Свипдаг

Речи Свипдага: Заклинания Гроа и Речи Многомудрого

Svipdagsmál: Grógaldr, Fjölsvinnsmál

Песни о героях

1.                    

Ф

Вёлунд

Песнь о Вёлунде

Völundarkviða

2.                    

Ф+Л

Хельги1

Песнь о Хельги, сыне Хьёрвада

Helgakviða Hjörvarðssonar

3.                    

Ф+Л

Хельги2

Первая и Вторая Песни о Хельги, убийце Хундинга

Helgakviða Hundingsbana I, II

4.                    

 

 

О смерти Синфьётли

Frá dauða Sinfjötla

5.                    

Ф_Л

Сигурд

Пророчество Гриппира

Grípisspá

6.                    

Ф+Л

Сигурд

Речи Регина

Reginsmál

7.                    

Ф+Л

Сигурд

Речи Фафнира

Fáfnismál

8.                    

Ф+Л

Сигурд

Речи Сигрдривы

Sigrdrífumál

9.                    

Ф

Сигурд

Отрывок Песни о Сигурде

Brot af Sigurðarkviðu

10.                

Ф

Сигурд

Первая Песнь о Гудрун I

Guðrúnarkviða

11.                

Ф

Сигурд

Краткая песнь о Сигурде

Sigurðarkviða hin skamma

12.                

Ф

Сигурд

Поездка Брюнхильд в Хель

Helreið Brynhildar

13.                

Ф

Гудрун

Убийство Нифлунгов

Dráp Niflunga

14.                

Ф

Гудрун

Вторая (Старая) песнь о Гудрун

Guðrúnarkviða II (hin forna)

15.                

Ф

Гудрун

Третья Песнь о Гудрун

Guðrúnarkviða III

16.                

Ф

Оддрун

Плач Оддрун

Oddrúnargrátr

17.                

Ф

Гудрун

Гренландская Песнь об Атли

Atlakviða in grœnlenzku

18.                

М

Гудрун

Гренландские Речи Атли

Atlamál in grœnlenzku

19.                

Ф

Гудрун

Подстрекательство Гудрун

Guðrúnarhvöt

20.                

Ф

Гудрун

Речи Хамдира

Hamðismál

Мифологические песни описывают одну из наиболее полных концепций творения и окончательного разрушения мира, выкристаллизованную в литературную форму. Это прежде всего касается первой, самой знаменитой, загадочной и завораживающей песни – «Прорицания вёльвы». В некоторых частях «Речей Высокого» можно найти мудрые советы, которые вполне могут выдержать сравнение с «Книгой притчей Соломоновых». При этом «Перебранка Локи», например, вообще представляет из себя комедию, полную ярких образов и персонажей с грубоватым юмором; а «Песнь о Трюме» — одну из красивейших баллад мира.

Героические же песни в большинстве своём повествуют нам – в древней и пр этом самой живой из сохранившейся до наших дней форм – об истории Сигурда, Гудрун, Брюнхильд и Атли – древнескандинавском аналоге германской истории о Нибелунгах. 

2. «Речи Фафнира»

Здесь в качестве примера я привожу фрагмент «Песенной Эдды», относящийся к циклу историй о Сигурде, — «Речи Фафнира». Неизвестный составитель сборника, по всей видимости, не выделял эту песнь как отдельную, а считал одним целым с ещё двумя песнями («Речами Регина» и «Речами Сигрдривы»); все они повествуют о юности Сигурда. Однако среди издателей давным-давно устоялся обычай эти три песни по ряду причин разделять, и мы его нарушать не будем.

В данном случае имеет значение то, что, во-первых, как было сказано выше, пятая тетрадь Королевского кодекса была утрачена (а с ней, вероятнее всего, и эддическая стихотворная версия основной части легенды о Сигурде); во-вторых, в рукопись постоянно вносились правки, фрагменты ее разрознены, составлен сборник неизвестно кем намного позднее, чем появились исходные устные тексты и т.д. – об этом я писала в предыдущей части, – в результате чего очень многое неясно, туманно и покрыто мраком.

В таких обстоятельствах очень помогает понять легенду о могучем северном герое прозаическая «Сага о Вёльсунгах», повествующая о судьбе всего рода Вёльсунгов начиная с дальних предков Сигмунда, отца Сигурда, до падения Нифлунгов и смерти Аттилы-Атли и далее. Основана она как на сохранившихся эддических песнях, так и на других источниках, ныне утраченных. Поэтому очень часто (в настоящее время куда целесообразнее слово «всегда») работающие над эддической версией истории Сигурда составители, редакторы и переводчики опираются на этот источник. И здесь тоже «Сага о Вёльсунгах» была использована в качестве подспорья.

Итак, предыстория.

Вся история проклятия рода Вёльсунгов (и не только их) начинается с золота Андвари (Andvarigull).

Один, Локи и Хёнир как-то отправились в очередное путешествие по миру. Остановившись у водопада, Локи бросил камень и случайно (вроде бы, но то же Локи, так что всяко может статься) убил плавающего там гнома Отра в образе выдры. Выдру освежевали и отправились искать приюта у Хреймдара. Отр приходился сыном Хреймдару и братом гордому, сияющему серебром и золотом красавцу Фафниру и искусному мастеру Регину. Узнав об убийстве своего родственника, Хреймдар, Фафнир и Регин взяли асов в плен и потребовали выкуп – столько золота, чтобы набить им шкуру выдры, засыпать сверху, и чтобы при этом ни один волосок не остался непокрытым. Тогда Локи отправился искать выкуп. Поймав щуку Андвари, он потребовал у последнего всё золото, которое только у него есть. Андвари отдал всё, что у него было, припрятав лишь маленькой золотое колечко. Локи заметил блеснувшее кольцо и потребовал отдать и его. С помощью этого кольца Андвари мог сделать новое золото, поэтому умолял оставить его ему. Но Локи был непреклонен, так что Андвари отдал кольцо, прокляв его. Когда Локи вернулся, стали набивать выдру золотом – остался непокрытым один волосок, на что Хреймдар обратил внимание. Локи бросил колечко сверху, попутно объявив о проклятии и о том, что оно принесёт рок на их головы. Хреймдара это не смутило, он забрал выкуп, отпустил асов, и проклятье пришло в действие. Фафнир убил Хеймдара и стал драконом, стерегущим золото Андвари. Регин бежал. 

Когда родился Сигурд, он был отдан на воспитание Регину (тому самому, да). Регин тогда жил в лесу и почитался не только искусным мастером кузнечного дела, но и вообще слыл большим мудрецом. Регин обучил Сигурда рунам, боевым и другим искусствам, языкам и многим другим вещам. Он же выковал для Сигурда разбитый Одином (и Одином же изначально подаренный) меч его отца Грам. 

Рассказав Сигурду историю своей семьи, Регин стал уговаривать Сигурда убить Фафнира, напирая на такие вещи, как совершение великого подвига, возможность обладать сокровищами, которые сделают из Сигурда настоящего короля, а также месть за убитого отца своего наставника. Сигурд пообещал убить Фафнира и, отомстив за смерть собственного отца, отправился выполнять своё обещание.

Здесь и начинаются «Речи Фафнира» («Fafnismál»).

Песнь эта содержится в полном объёме в Королевском кодексе, где она следует непосредственно за «Речами Регина»; она цитируется Снорри в «Видении Гюльви» (строфа 13) и в «Skaldskaparmál» (строфа 32 и 33), также появляется в «Sverrssaga» в строфах 6, 3 и 4. Хотя «Сага о Вёльсунгах» не цитирует прямо ни одну их этих строф, в ней даётся очень близкое изложение песни в главах 18 и 19.

Песнь написана преимущественно льодахаттом, лишь девять строф (32-33, 35-36 и 40-44) отличаются от этого размера. Как и в «Речах Регина» и «Речах Сигрдривы»), «эпические» (восьмистрочные) строфы чередуются в этой песне со строфами «гномическими» (шестистрочными), причём последние преобладают. Такие гномические строфы характеризуются тем, что не развивают действия, а содержат различного рода поучения. Поучения эти произносит умирающий Фафнир: считалось, что тот, кто стоит на пороге смерти, способен перемещаться между мирами и потому обладает особой силой; умирающему доступно особое знание. Не то, чтобы Фафнир особенно горел желанием открывать какие-то знания Сигурду или чему-то его поучать, но тут действуют другие правила. Во-первых, убитый может проклясть своего убийцу – и скорее всего проклянет, если ничего не помешает. Этого, конечно, Сигурду хотелось бы избежать. Поэтому сначала он начинает хитрить и изворачиваться, не открывая своего имени, а потом начинает задавать вопросы, ответить на которые может только умирающий. Соль здесь в том, что тот, кому открываются особые знания, обязан подчиняться древнему закону и знания эти открывать, если у него об этом спрашивают.  Поэтому большую часть песни составляет игра в вопросы и ответы, однако поражённый змей всё-таки выносит Сигурду приговор. 

В качестве введения непосредственно в песнь привожу здесь отрывок из «Новой песни о Вёльсунгах» Дж.Р.Р. Толкина – это очень выразительный, яркий текст, к тому же мне очень нравится и то, как старательно сам Толкин выписывал текст форнюрдислагом, и то, как бережно это передала в своём переводе Светлана Лихачёва (в обеих версиях обнаруживается описанная в предыдущей части конспекта восьмистрочная строфа с делением каждой «долгой» строки на две «краткие»; в обеих версиях отлично прослушивается и даже просматривается аллитерация).

Forth came Fáfnir

Выполз Фафнир…

 

…The black belly,

Bent and coiling

…Чёрное чрево

Чудища смрадного,

Over hidden hollow

Hung and glided.

Извиваясь, нависло

Над выемкой тайной.

Gram was brandished,

Grimly ringing

Грам грозный

Грянул победно –

To the hoary stone

Heart it sundered.

Сердце рассёк

До серого камня.

In Fáfnir’s throe

Were threshed as flails

Змий в муках

Молотил, как цепами,

His writhing limbs

And reaking head.

Головой зловонной,

Вислыми лапами.

Black flowed the blood,

Belching drenched him;

Исторгся в ямину

Ток чёрной крови,

In the hollow hiding

Hard grew Sigurd,

Заливая землю;

Закалил Сигурда.

Swift now sprang he

Sword withdrawing:

Выскочил витязь,

Вытащил лезвие.

There each saw other

With eyes of hate

Встретились взглядами

Враги заклятые.

Во вступительной прозаической части самой песни это описано так:

Sigurþr ok Reginn fōru upp ā Gnitaheiþi ok hittu þar slōþ Fāfnis, þā er hann skreiþ til vatns. Sigurth and Regin went up to the Gnitaheith, and found there the track that Fafnir made when he crawled to water. Сигурд и Регин отправились на Гнитахейд и нашли там след Фафнира, который он оставил, когда полз к водопою.
Þar gørþi Sigurþr grǫf mikla ā veginum ok gekk Sigurþr þar ī. Then Sigurth made a great trench across the path, and took his place therein. Сигурд вырыл большую яму возле следа и засел в ней.
En er Fāfnir skreiþ af gullinu, blēs hann eitri, ok hrut þat fyr ofan hǫfuþ Sigurþi. When Fafnir crawled from his gold, he blew out venom, and it ran down from above on Sigurth’s head. И когда Фафнир пополз от сокровища, он изрыгал яд, и яд падал на голову Сигурда.
En er Fāfnir skreiþ yfir grǫfna, þā lagþi Sigurþr hann meþ sverþi til hjarta. But when Fafnir crawled over the trench, then Sigurth thrust his sword into his body to the heart. И когда Фафнир проползал над ямой, Сигурд вонзил ему в сердце меч.
Fāfnir hristi sik ok barþi hǫfþi ok sporþi. Fafnir writhed and struck out with his head and trail. Фафнир затрясся и стал бить головой и хвостом.
Sigurþr hljōp ōr grǫfinni, ok sā þā hvārr annan. Sigurth leaped from the trench, and each looked at the other. Сигурд выскочил из ямы, и они увидели друг друга.
«Яд»: в «Саге о Вёльсунгах» говорится, что на голову Сигурда проливалась кровь Фафнира, а не яд. Это интересный момент, которого я ещё коснусь ниже. Сигурда беспокоила такая опасность, но когда он спросил об этом Регина, тот упрекнул его в трусости (в строфе 30 Сигурд ссылается на это, однако строфа непосредственно с этим текстом утрачена).

Я привожу здесь три версии:

  1. исходный древнеисландский текст с нормализацией, принятой Белоузом;
  2. перевод на английский Генри Адамса Белоуза, взявшего за основу текст, подготовленный Карлом Хильдебрандтом и переработанный Хуго Герингом, с опорой на работы и комментарии Финнюра Йонссона, Некеля, Сиймонса и Деттара и Гайнцеля;
  3. перевод на русский Корсуна, работавшего под руководством Стеблина-Каменского, – этот перевод песней «Старшей Эдды» считается лучшим на настоящий момент.

Ниже следует продолжение этой истории в этих трех версиях (мелкий курсив под строфами – комментарии к тексту).

Древнеисландский текст

Английский текст Беллоуза

Русский текст Корсуна

1

Fāfnir kvaþ:“Sveinn ok sveinn!hverjum est, sveinn! of borinn?hverra’st manna mǫgr?es ā Fāfni rauttþinn enn frāna mǣki:stǫndumk til hjarta hjǫrr.” Fafnir spake:“Youth, oh, youth!of whom then, youth, art thou born?Say whose son thou art,Who in Fafnir’s bloodthy bright blade reddened,and struck thy sword to my heart.” Фафнир сказал:«Юнец, юнец!Кем ты рожден?Чей сын ты, ответь?О Фафнира тысвой меч окровавил;в сердце стоит он!»
Sigurþr dulþi nafns sīns fyr þvī at þat var trūa þeira ī forneskju, at orþ feigs manns mætti mikit, ef hann bǫlvaþi ōvin sīnum meþ nafni. Sigurth concealed his name because it was believed in olden times that the word of a dying man might have great power if he cursed his foe by his name. Сигурд скрыл свое имя, потому что в древние времена верили, что слова умирающего могущественны, если он проклинает своего недруга, называя его по имени.
«Sveinn ok sveinn! hverjum est, sveinn! of borinn? hverrast manna mǫgr?» — синонимический параллелизм + общее место (вопрос об имени-отчестве) по Мелетинскому.«frāna mǣki» – см. комментарий к стр. 5.

2

Hann kvaþ:Gǫfugt dȳr heitik,en ek gengit hefkenn mōþurlausi mǫgr;fǫþur ek ākkasem fira synir,ǣ gengk einn saman.” He said:“The Noble Hartmy name, and I goA motherless man abroad;Father I had not,as others have,And lonely ever I live.” Он сказал:«Я зверь благородный,был я всю жизньсыном без матери;нет и отца,как у людей,всегда одинок я».
«Я зверь благородный» — так Сигурд, вероятно, пытался зашифровать своё имя, чтобы лишить Фафнира возможности проклясть его.Вся строфа — общее место (ответ на вопрос об имени-отчестве) по Мелетинскому.

3

Fāfnir kvaþ:“Veizt, ef fǫþur nē āttatsem fira synir,af hverju vast undri alinn?þōt mer birtira nafnā banadœgri,þā veizt vist, at lȳgr.” Fafnir spake:“If father thou hadst not,as others have,By what wonder wast thou born?[Though thy name on the day |of my death thou hidest,Thou knowest now thou dost lie.]” Фафнир сказал:«Коль нету отца,как у людей,чем же рожден ты?»
Отсутствие последних строк в тексте Корсуна объясняется тем, что отсутствуют они и в рукописи; однако текст «Саги о Вёльсунгах» указывает на то, что кое-что было опущено – приведённое добавление в английском и древнеисландском текстах представляет собой попытку реконструировать пропущенное из аналога в «Саге».

4

Sigurþr kvaþ:“Ætterni mittkveþk þēr of kunnigt vesaauk mik sjalfan et sama:Sigurþr heitik,Sigmundr hēt minn faþir,es hefk þik vǭpnum vegit.” Sigurth spake:“My race, methinks,is unknown to thee,And so am I myself;Sigurth my name,and Sigmund’s son,Who smote thee thus with the sword.” Сигурд сказал:«Род мой тебееще не ведом,и сам я тоже:Сигурд зовусь —Сигмунд отец мой,мной ты сражен».
«Sigurþr heitik, Sigmundr hēt minn faþir, es hefk þik vǭpnum vegit» — общее место (ответ на вопрос об имени-отчестве) по Мелетинскому.
 

5

Fāfnir kvaþ:Hverr þik hvatti?hvī hvetjask lēztmīnu fjǫrvi at fara?enn frāneygisveinn!āttir fǫþur bitran,es ī barnø̄sku ’st brāþr.” Fafnir spake:“Who drove thee on?why wert thou drivenMy life to make me lose?A father bravehad the bright-eyed youth,For bold in boyhood thou art.” Фафнир сказал:«Кто тебя подстрекнул,почему ты решилсяжизнь отнять у меня?Взор твой сверкает,сын храбреца,ты с детства был храбрым!»
«Hverr þik hvatti? hvī hvetjask lēzt mīnu fjǫrvi at fara?» — общее место (вопрос об имени-отчестве) по Мелетинскому.«frāneygi sveinn» — ещё одно общее место (универсальная формула), которую Мелетинский трактует так: «юноша с глазами искрящимися (как у змея)».Пояснение в скобках очень интересно. Почему взгляд Сигурда сравнивается со взглядом самого Фафнира? Я провела небольшой анализ по тексту, и вот что вышло. В фольклоре многих народов «белый»/«светлый»/»блестящий» — стандартный эпитет, используемый для характеристики всего самого положительного, замечательного, прекрасного. Однако у понятия о светлом есть и свои «демонические» варианты («белый»/«бледный»/«мерцающий» по отношению к смерти, всему загробному, зиме и т.п.). К таковым относится и эпитет «frāni» («искрящийся», «искристый»), который постоянно употребляется в применении к змею: здесь же в строфах 19 и 30 встречаем «frāni ormr» для описания самого змея, в строфе 32 — «frānan ǣti» для описания сердца Фафнира, а в строфе 1 тот же эпитет использован по отношению к мечу Сигурда, которым был убит Фафнир («frāna mǣki»). Еще один раз в «Эдде» «frān» использовано с мечом (в «Песни о Вёлунде») и один раз – при описании глаз Гудрун. Во всех остальных случаях эпитет строго соотносится со змеями, драконами и прочими гадами хтоническими, среди которых грызущий корни Иггдрасиля и желающий гибели мира Нидхёгг и жуткий Мировой Змей, с которым предстоит сражаться Тору во время Рагнарёка. Как и эти гады, Фафнир, понятно, существо крайне опасное, встреча с таким в подавляющем большинстве случаев означает верную смерть. Разящий меч, особенно только что кого-то пронзивший, — это опять же смерть. Таким образом, «frāneygi» буквально получается «с глазами, искрящимися как [искрится + смертоносный] змей» — блеск (искра?) в глазах у Сигурда очень нехороший.

6

Sigurþr kvaþ:“Hugr mik hvatti,hendr mēr fulltȳþuok minn enn hvassihjǫrr;fār es hvatres hrørask tekr,ef ī barnø̄sku ’s blauþr.” Sigurth spake:“My heart did drive me,my hand fulfilled,And my shining sword so sharp;Few are keenwhen old age comes,Who timid in boyhood be.” Сигурд сказал:«Смелость вела,помогали рукии крепкий клинок мой;храбрым не станетстареющий воин,если в детстве был трусом».

7

Fāfnir kvaþ:“Veitk, ef vaxa nǣþir,fyr þinna vina brjōsti,sæi maþr þik vreiþan vega;nū est haptrok hernuminn,ǣ kveþa bandingja bifask.” Fafnir spake:“If thou mightest growthy friends among,One might see thee fiercely fight;But bound thou art,and in battle taken,And to fear are prisoners prone.” Фафнир сказал:«Знаю: если б возросна груди у друзей,—разил бы рьяно;но, в неволе рожденный,стал ты рабоми робеешь, как раб».
Фафнир здесь ссылается на то, что Хьёрдис, вынашивая Сигурда, была взята в плен Альфом, впоследствии растившего Сигурда как собственного сына.«hvassi hjǫrr» — «острый» как стандартный постоянный эпитет ножа, меча, лезвия.

8

Sigurþr kvaþ:“Þvī bregþr mēr, Fāfnir!at til fjarri seakmīnum feþrmunum:eigi emk haptr,þōt vǣrak hernumi,þū fannt at ek lauss lifi.” Sigurth spake:“Thou blamest me, Fafnir,that I see from afarThe wealth that my father’s was;Not bound am I,though in battle taken,Thou has found that free I live.” Сигурд сказал:«К чему твой попрек,что я далекоот наследья отца!Нет, я не раб,хоть пленником был;я свободен, ты видишь!»

9

Fāfnir kvaþ:“Heiptyrþi eintelr þū þēr ī hvīvetna,en ek þēr satt eitt segik:et gjalla gollok et glōþrauþafēþēr verþa þeir baugar at bana.” Fafnir spake:“In all I saydost thou hatred see,Yet truth alone do I tell;The sounding gold,the glow-red wealth,And the rings thy bane shall be.” Фафнир сказал:«Слышишь ты всюдуслово вражды,но прав я, поверь:золото звонкое,клад огнекрасный,погубит тебя!»
«et gjalla goll ok et glōþrauþa fē—þēr verþa þeir baugar at bana» — повторяющаяся фраза (см. стр. 20), связанная с ритуалом вещих предсказаний, по Мелетинскому. Содержит популярную семантическую пару («золото звонкое, клад огнекрасный»).«glōþrauþa fē» — «красный» как постоянный эпитет, в основе которого лежит блеск золота для стереотипного выражения сокровища, богатства (ср. повтор в стр. 20 и «bauga rauþa» в стр. 40).

10

Sigurþr kvaþ:“Feï rāþaskal fyrþa hverrǣ til ens eina dags;þvīt einu sinniskal alda hverrfara til heljar heþan.” Sigurth spake:“Some one the hoardshall ever hold,Till the destined day shall come;For a time there iswhen every manShall journey hence to Hel.” Сигурд сказал:«Богатством владетьвсем сужденодо какого-то дня,ибо для всехвремя настанетв могилу сойти».

11

Fāfnir kvaþ:[“Norna dōmmuntu fyr nesjum hafaok ørlǫg ōsvinns apa;ī vatni þu drukknar,ef ī vindi rø̄r,allt es feigs foraþ.” Fafnir spake:“The fate of the Nornsbefore the headlandThou findest, and doom of a fool;In the water shalt drownif thou row ‘gainst the wind,All danger is near to death.” Фафнир сказал:«Норн приговору мыса узнаешьи жребий глупца;в бурю ты станешьгрести осторожно,и все ж ты потонешь».
Строфы 11-15, вероятно, являются позднейшими вставками из песни вроде «Речей Вафтруднира».Что касается «мыса», есть предположение, что Фафнир цитирует расхожие высказывания: эта, по всей видимости, означает, что рок («Норн приговор») уже дожидается, когда человек «огибает свой первый мыс» (т.е. в самом начале жизненного пути, в юности). По другому толкованию – «в виду земли» (т.е. когда уже не будешь думать об опасности), по третьему – «у мыса, где находится вход в Хель». Третья строка – намёк на строптивость и опрометчивость. В «Саге о Вёльсунгах» строфы 11-15 повторяются полностью.

12

Sigurþr kvaþ:Seg mer þat, Fāfnir!alls þik frōþan kveþaok vel mart vita:hverjar’u nornires nauþgǫnglar ’ū

ok kjōsa mø̄þr frā mǫgum?”

Sigurth spake:“Tell me then, Fafnir,for wise art famed,And much thou knowest now:Who are the Nornswho are helpful in need,

And the babe from the mother bring?”

Сигурд сказал:«Фафнир, скажи мне,ты мудр, я слышал,и многое знаешь:кто эти норны,что могут прийти

к женам рожающим?»

Здесь интересно отметить, что Сигурду вряд ли интересно знать о приходящих к рожающим жёнам норнам. Белоуз говорит, что позднейшие вставки в принципе редко отличаются логичностью, но если всё-таки попытаться найти какую-то логику, то мне кажется вполне жизнеспособной гипотеза, что Сигурд просто-напросто заговаривал умирающему Фафниру зубы, чтобы тот не успел его проклясть.«Seg mer þat, Fāfnir! alls þik frōþan kveþa ok vel mart vita» («Скажи мне, кудесник, любимец богов…») — повторяющаяся фраза (см. стр. 14), связанная с ритуалом вещих предсказаний, по Мелетинскому

13

Fāfnir kvaþ:“Nābornarhykkak nornir vesa,eigut þǣr ǣtt saman:sumar’u āskungar,sumar alfkungar,

sumar dø̄tr Dvalins.”

Fafnir spake:“Of many birthsthe Norns must be,Nor one in race they wereSome to gods, othersto elves are kin,

And Dvalin’s daughters some.”

Фафнир сказал:«Различны рожденьемнорны, я знаю,—их род не единый:одни от асов,от альвов иные,

другие от Двалина».

Снорри полностью цитирует эту строфу. Помимо трёх главных Норн, было ещё много норн низшего порядка, определяющих судьбы разных существ. «Двалин» — соратник Торина Дубощита родоначальник целой расы гномов.

14

Sigurþr kvaþSeg mer þat, Fāfnir!alls þik frōþan kveþaok vel mart vita:hvē sā holmr heitir,es blanda hjǫrlegi

Surtr ok ǣsir saman?”

Sigurth spake:“Tell me then, Fafnir,for wise thou art famed,And much thou knowest now:How call they the islewhere all the gods

And Surt shall sword-sweat mingle?”

Сигурд сказал:«Фафнир, скажи мне,ты мудр, я слышал,и многое знаешь:как остров зовется,где кровь смешают

асы и Сурт?»

Сурт – владыка огненного мира (указание на последнюю великую битву). «Кровь мешать» – кеннинг со значением «сражаться». «Seg mer þat, Fāfnir! alls þik frōþan kveþa ok vel mart vita» — повторяющаяся фраза (см. стр. 12), связанная с ритуалом вещих предсказаний, по Мелетинскому

15

Fāfnir kvaþ:“Ōskōpnir heitir,en þar ǫll skulugeirum leika goþ;Bilrǫst brotnar,es þeir ā brū fara,

ok svima ī mōþu marir.]

Fafnir spake:“Oskopnir is it,where all the godsShall seek the play of swords;Bilrost breakswhen they cross the bridge,

And the steeds shall swim the flood.

Фафнир сказал:«Оскопнир — остров,богам суждено тамкопьями тешиться;Бильрёст рухнет,вплавь будут кони

прочь уносить их.

«Оскопнир» — букв. «не созданный»: возможно, другое имя Вигрита, названного в «Речах Вафтруднира» (18) как место последней битвы. «Бильрёст» (обычно «Бифрёст» — описка в рукописи?) – радужный мост, который будет разрушен под тяжестью приверженцев Сурта.

16

Ægishjalmbark of alda sunum,meþan of menjum lāk;einn rammarihugþumk ǫllum vesa,fannkak svā marga mǫgu.” “The fear-helm I woreto uarding mankind,While uarding my gold I lay;Mightier seemed Ithan any man,For a fiercer never I found.” Шлем-страшилоносил я всегда,на золоте лежа;всех сильнеесебя я считал,с кем бы ни встретился».
С этого места Фафнир возвращается к текущей ситуации.«Шлем-страшило» (ægishjálmr) — слово это встречается в разных местах в сагах и песнях, где у него множество разных значений вроде «лика ужаса» или «подавляющей личности». Изначально термин ægishjálmr, вероятно, не относился к шлему как таковому, но скорее к специальному символу (см. рисунок справа), использовавшемуся в особом виде магии под названием seiðr. Такой вид магии использовался в том числе для воздействия на разум: помутить память, вызвать галлюцинации, нагнать страху. Считается, что ægishjálmr – атрибут подвида магии seiðr под названием sjónhverfing, при котором практикующий seið вызывал иллюзии и галлюцинации, или иначе «обман зрения», так воздействуя на разум других, что они не могли видеть вещи такими, какими они являются на самом деле. Это уточнение позволяет лучше разглядеть Фафнира, его сущность и способности (нигде, например, не говорится, чем занимался Фафнир до того, как стал драконом, и как он вообще им стал), равно как и то, почему до сих пор никому не удавалось с ним справиться, включая сбежавшего от него Регина.  

17

Sigurþr kvaþ:“Ægishjalmrbergr einungi,hvars skulu vreiþir vega;þā þat fiþr,es meþ fleirum kømr,

at engi’s einna hvatastr.”

Sigurth spake:“The fear-helm surelyno man shieldsWhen he faces a valiant foe;Oft one finds,when the foe he meets,

That he is not the bravest of all.”

Сигурд сказал:«Шлем-страшилоне защититв схватке смелых;в том убедитсябившийся часто,

что есть и сильнейшие».

18

Fāfnir kvaþ:“Eitri fnø̄stak,es ā arfi lākmiklum mīns fǫþur;[vasa maþr svā mōþugrat mēr mø̄ta þyrþi

hrǣddumka vǭpn nē vēlar.]”

Fafnir spake:“Venom I breathedwhen bright I layBy the hoard my father had;[There was none so mightyas dared to meet me,

And weapons nor wiles I feared.]

Фафнир сказал:«Яд изрыгал я,когда лежална наследстве отцовом».
Здесь повторяется случай с добавлением последних строк из «Саги о Вёльсунгах».

19

Sigurþr kvaþ:“Enn frāni ormr!þū gørþir frǣs miklaok galzt harþan hug;heipt at meiriverþr hǫlþa sunum,

at þann hjalm hafi.”

Sigurth spake:“Glittering worm,thy hissing was great,And hard dist show thy heart;But hatred morehave the sons of men

For him who owns the helm.”

Сигурд сказал:«Змей могучий,шипел ты громкои храбрым ты был;оттого сильнеелюдей ненавидел,

что шлемом владел ты».

 

«frāni ormr» — см. комментарий к строфе 5.

20

Fāfnir kvaþ:“Rǣþk þer nū, Sigurþr!en þū rāþ nemir,ok rīþ heim heþan:et gjalla gollok et glōþrauþa fē—

þēr verþa þeir baugar at bana.”

Fafnir spake:“I counsel thee, Sigurth,heed my speech,And ride thou homeward hence;The sounding gold,the glow-red wealth,

And the rings thy bane shall be.”

Фафнир сказал:«Дам тебе, Сигурд,совет, — прими его:вспять возвратись ты!Золото звонкое,клад огнекрасный,

погубит тебя!»

В «Саге о Вёльсунгах» вместо последних строк Фафнир говорит: «Ибо часто случается, что получивший смертельную рану всё равно за себя отомстит». Есть вероятность, что две строфы были утрачены.«et gjalla goll ok et glōþrauþa fē—þēr verþa þeir baugar at bana» — повторяющаяся фраза (см. стр. 9), связанная с ритуалом вещих предсказаний, по Мелетинскому. Любопытно, что здесь ей предшествует ритуальная формула совета.

21

Sigurþr kvaþ:“Rāþ’s þēr rāþit,en ek rīþa muntil þess golls es ī lyngvi liggr;en þū, Fāfnir!ligg ī fjǫrbrotum,

þars þik Hel hafi.”

Sigurth spake:“Thy counsel is given,but go I shallTo the gold in the heather hidden;And, Fafnir, thouwith death dost fight,

Lying where Hel shall have thee.”

Сигурд сказал:«С тобой покончено,я ж поспешук золоту в вереске;Фафнир, валяйсясредь жизни обломков, —

Хель заберет тебя!»

22

Fāfnir kvaþ:“Reginn mik rēþ,hann þik rāþa mun,hann mun okkr verþa bǭþum at bana;fjǫr sitt lātahykk at Fāfnir myni,

þitt varþ nū meira megin.”

Fafnir spake:“Regin betrayed me,and thee will betray,Us both to death will he bring;His life, methinks,must Fafnir lose,

For the mightier man wast thou.”

Фафнир сказал:«Предан я Регином,предаст и тебя он,погибнем мы оба;сдается мне, Фафнирс жизнью простится, —

ты, Сигурд, сильнее».

В «Саге о Вёльсунгах» аналог этой строфы следует за аналогом строф 15 и 16.
Reginn var ā brot horfinn, meþan Sigurþr vā Fāfni, ok kom þā aptr, er Sigurþr strauk blōþ af sverþinu. Regin had gone to a distance while Sigurth fought Fafnir, and came back while Sigurth was wiping the blood from his sword. Регина не было, когда Сигурд убивал Фафнира. Он вернулся, когда Сигурд вытирал кровь с меча.

23

Reginn kvaþ:“Heill þu nū, Sigurþr!hefr nū sigr vegitauk Fāfni of farit;manna þeiraes mold troþa

þik kveþk ōblauþastan alinn.”

Regin said:“Hail to thee, Sigurth!Thou victory hast,And Fafnir in fight hast slain;Of all the menwho tread the earth,

Most fearless art thou, methinks.”

Регин сказал:«Привет тебе, Сигурд,в бою победил ты,с Фафниром справясь;из всех людей,попирающих землю,

ты самый смелый».

24

Sigurþr kvaþ:“Þat’s ōvist at vita,þās komum allir saman[sigtīva synir,]hverr’s ōblauþastr alinn;margr es hvatr,

es hjǫr nē rȳþr

annars brjōstum ī.”

Sigurth spake:“Unknown it is,when all are together,(The sons of the glorious gods,)Who bravest born shall seem;Some are valiant

who redden no sword

In the blood of a foeman’s breast.”

Сигурд сказал:«Как указать,когда соберутсябогов сыновья,кто самый смелый?Многие смелы,клинка не омывво вражьей крови».

25

Reginn kvaþ:“Glaþr est nū, Sigurþr!ok gagni feginn,es þū þerrir Gram ā grasi;brōþur minnhefr þū benjaþan,ok veldk þō sjalfr sumu.” Regin spake:“Glad art thou, Sigurth,of battle gained,As Gram with grass thou cleanest;My brother fiercein fight hast slain,And somewhat I did myself.” Регин сказал:«Рад ты, Сигурд,с Грама кровьо траву отирая;брат мой роднойтобою убит,в том виновен я тоже».
Здесь интересно следующее. «Грам» — имя меча Сигурда. У этого меча любопытная история: сначала Один в виде анонимного высокого старика в широкополой шляпе принёс этот меч на пир у Вёльсунга и воткнул в росшее посреди зала дерево Барнсток, объявив, что лишь тот, кто сможет его вынуть, сможет им обладать. Вынуть его удалось только Сигмунду, отцу Сигурда. Впоследствии меч верой и правдой служил Сигмунду до тех пор, пока оОдин не решил, что пора забрать Сигмунда в Вальгаллу. Тогда Один вмешался в битву, в которой участвовал Сигмунд, и разбил меч на осколки. Когда же Регин вырастил Сигурда и стал подбирать ему меч, ни один не оказался достойным могучего силача. Мать Сигурда отдала ему осколки отцовского меча, и Регин выковал из них новый Грам, которым и был поражён Фафнир.Поэтому высказывание Регина в этой строфе может нести несколько иной оттенок, чем тот, что вышел в приведённом русском тексте: Регин не столько признаёт частично свою вину за гибель брата, сколько претендует на причастность к подвигу – это он выковал меч, без которого Фафнир бы не был убит, а значит, у него возникают особые права (см. тж. строфу 27).
 

26

Sigurþr kvaþ:“Fjarri þū gekkt,meþan ā Fāfni rauþkminn enn hvassa hjǫr;afli mīnu attak |viþ orms megin,meþan þū ī lyngvi lātt.” Sigurth spake:“Afar didst thou gowhile Fafnir reddenedWith his blood my blade so keen;With the might of the dragonmy strength I matched,While thou in the heather didst hide.” Сигурд сказал:«Был ты далеко,когда обагрял яо Фафнира меч;силами ясо змеем померился,пока отдыхал ты».
В рукописи строфы 26-29 приводятся после строфы 31, как и в опубликованных переводах (получается довольно путанно), в то время как в «Саге о Вёльсунгах» аналогичный текст расположен в таком порядке, что кажется более логичным. Белоуз предложил и строфы в «Речах Фафнира» скомпоновать таким же образом, как это сделано в «Саге», что мне в принципе импонирует, поэтому и текст Корсуна я привела здесь в соответствие с этим расположением просто во избежание лишней путаницы.

27

Reginn kvaþ:“Lengi liggjalētir þū lyngvi īþann enn aldna jǫtun,ef sverþs nē nytirþess es sjalfr gørþakok þīns ens hvassa hjǫrs.” Regin spake:“Longer wouldst thouin the heather have letYon hoary giant hide,Had the weapon availed notthat once I forged,The keen-edged blade thou didst bear.” Регин сказал:«Ты дал бы лежатьдолго в травестарику исполину,если за острыйне взялся бы меч, —но ведь я его выковал».

28

Sigurþr kvaþ:“Hugr es betrian sē hjǫrs megin,hvars skulu vreiþir vega;þvīt hvatan mannsāk harþla vegameþ slǣvu sverþi sigr. Sigurth spake:“Better is heartthan a mighty bladeFor him who shall fiercely fight;The brave man wellshall fight and win,Though dull his blade may be. Сигурд сказал:«Смелость лучшесилы мечав битве героев, —доблестный мужодержит победумечом ненаточенным.

29

[Hvǫtum es betra |an sē ōhvǫtumī hildileik hafask;glǫþum es betraan sē glūpnandahvats at hendi kømr.] “Brave men betterthan cowards be,When the clash of battle comes;And better the gladthan the gloomy menShall face what before him lies.” Смелому лучше,чем трусу, придетсяв играх валькирий;лучше храбрец,чем разиня испуганный,что б ни случилось».
Строфы 28-29 с большой вероятностью являются позднейшими вставками из песни наподобие «Речей Высокого». Даже в «Саге о Вёльсунгах» нет аналога строфе 29.«Игры валькирий» — битвы.

30

Þū þvī rētt,es rīþa skyldakheilǫg fjǫll hinig;feï ok fjǫrvirēþi sa enn frāni ormr,nema frȳþir mēr hvats hugar.” “Thy rede it wasthat I should rideHither o’er mountains high;The glittering wormwould have wealth and lifeIf thou hadst not mocked at my might.” «Виновен ты в том,что сюда я приехалпо склонам священным;богатством и жизньюзмей бы владел, —ты к битве понудил».

31

Þā gekk Reginn at Fāfni ok skar hjartaōr honum meþ sverþi er Riþill heitir,ok þā drakk hann blōþ or undinni eptir.  Then Regin went up to Fafnir and cut out his heart with his sword, that was named Rithil, and then he drank blood from the wounds.  Тогда Регин подошел к Фафниру и вырезал у него сердце мечом, который называется Ридиль. Затем он стал пить кровь из раны.
«Ридиль» — букв. «Быстро движущийся». Снорри называет этот меч «Refil» («Змей»).feï – fjǫrvi (богатство/имущество – жизнь) – общее место (близнечная семантическая пара) по Мелетинскому.frāni ormr – см. комментарий к строфе 5.
Reginn kvaþ:“Sit nū, Sigurþr!— en ek mun sofa ganga—ok halt Fāfnis hjarta viþ funa;eiskǫld |ek vil etin lātaept þenna dreyra drykk.” Regin said:“Sit now, Sigurth,for sleep will I,Hold Fafnir’s heart to the fire;For all his heartshall eaten be,Since deep of blood I have drunk.” Регин сказал:«Спать я пойду,ты ж подержив пламени сердце!Его я потомотведать хочус напитком кровавым».
Sigurþr tōk Fāfnis hjarta ok steikþi āteini.Er hann hugþi at fullsteikt væri, okfreyddi sveitinn ōr hjartanu, þā tōkhann ā fingri sīnum ok skynjaþihvārt fullsteikt væri.Hann brann ok brā fingrinum ī munnsēr.En er hjartblōþ Fāfnis kom ā tunguhonum, ok skilþi hann fugls rǫdd.Hann heyrþi at igþur klǫkuþu ā hrīsinu. Sigurth took Fafnir’s heart and cooked it on a spit.When he thought that it was fully cooked, and the blood foamed out of the heart, then he tried it with his finger to see whether it was fully cooked.He burned his finger, and put it in his mouth.But when Fafnir’s heart’s-blood came on his tongue, he understood the speech of birds.He heard nut-hatches chattering in the thickets. Сигурд взял сердце Фафнира и стал поджаривать его на палочке.Когда он решил, что оно изжарилось, и кровь из сердца запенилась, он дотронулся до него пальцем, чтобы узнать, готово ли оно.Он обжегся и поднес палец ко рту.Но когда кровь из сердца Фафнира попала ему на язык, он стал понимать птичью речь.Он услышал, как щебечут синицы в кустах.

32

Igþan kvaþ:“Þar sitr Sigurþrsveita stokkinn,Fāfnis hjartaviþ funa steikir;spakr þø̄tti mērspillir bauga,ef fjǫrsegafrānan ǣti.” A nut-hatch said: “There sits Sigurth,sprinkled with blood,And Fafnir’s heartwith fire he cooks;Wise were the breakerof rings, I ween,To eat the life-musclesall so bright.” Синица сказала: «Вот конунг Сигурд,обрызганный кровью,Фафнира сердцехочет поджарить;мудрым сочла быдарящего кольца,если б он съелсердце блестящее».
Птичьи строфы пришли в песнь из нескольких источников, однако неясно, из двух, трёх или даже больше. Также неясно, сколько птиц на самом деле говорит. В рукописи проставлены цифры II, III и IV; в «Саге о Вёльсунгах» каждый раз говорит новая птица. Версий относительно этих птиц почти столько же, сколько существует разных изданий. Вероятно, в оригинальной песне строфы 34 и 37 произносила одна птица, а строфа 38 почти повторяет строфу 34, так что может быть более поздней вставкой. Написанные же форнюрдислагом строфы 32-33 и 35-36 очевидно внесены из другой песни, где говорят несколько птиц (ср. «наших, сёстры» в строфе 35). Возможно, из той же песни заимствованы строфы 40-44; также как написанные форнюрдислагом строфы из «Речей Сигрдривы».«Дарящий кольца» — конунг.frānan ǣti – см. комментарий к строфе 5.

33

Ǫnnur kvaþ:“Þar liggr Reginn,rǣþr umb viþ sik,vill tǣla mǫgþanns truïr hǭnum;berr af reiþirǫng orþ saman,vill bǫlvasmiþrbrōþur hefna.” A second spake:“There Regin lies,and plans he laysThe youth to betraywho trusts him well;Lying wordswith wiles will he speak,Till his brother the makerof mischief avenges.” Вторая сказала: «Вот Регин лежит,он злое задумал,обманет он князя,а тот ему верит;в гневе слагаетзлые слова,за брата отмститзлобу кующий».

34

En þriþja kvaþ:Hǫfþi skemralāt enn hāra þulfara til heljar heþan;ǫllu golliþā knātt einn rāþa,fjǫlþ es und Fāfni lā.” A third spake:“Less by a headlet the chatterer hoaryGo from here to Hel;Then all of the wealthhe alone can wield,The gold that Fafnir guarded.” Третья сказала: «Тула седогопусть обезглавит, —в Хель ему место!Сокровищем всем,что Фафнир стерег,один владел бы».
Вся строфа – повторяющийся элемент с вариацией (см. стр. 38). В обоих случаях совет вещих птиц насыщен формулами, имеющими универсальное распространение.

35

En fjōrþa kvaþ:“Horskr þø̄tti mēr,ef hafa kynniāstrāþ mikityþvar systra;hygþi umb sikok hugin gleddi;ulfs vǭn erumkes eyru sēk.” A forth spake:“Wise would he seemif so he would heedThe counsel goodwe sisters give;Thought he would give,and the ravens gladden,There is ever a wolfwhere his ears I spy.” Четвертая сказала:«Умным сочла бы,когда б он послушалсянаших, сестры,добрых советов;о себе бы радели радовал ворона;волка узнаешьпо волчьим ушам».
«Радовать ворона» — сражаться.«Волка узнаешь по волчьим ушам» — фраза фактически эквивалентна поговорке «видна птица по полёту» и встречается в других текстах на древнеисландском. В данном случае подразумевается, что коварный план Регина можно распознать по его словам.

36

En fimta kvaþ:“Esat svā horskrhildimeiþr,sem hers jaþarhyggja mundak,ef brōþur lǣtrā braut komask,en ǫþrum hefraldrs of synjat.” A fifth spake:“Less wise must bethe tree of battleThan to me would seemthe leader of men,If forth he letsone brother fare,When he of the otherthe slayer is.” Пятая сказала: «Не будет мудрымясень сраженья,каким я войскасчитала вершину,если позволитуйти человеку,брат которогобыл им убит».
«Ясень сраженья» — ещё один кеннинг, означающий воина.«Вершина войска» — вождь.

37

En sētta kvaþ:“Mjǫk’st ōsviþr,ef þu enn sparirfianda enn folkskaa;þars Reginn liggr,es þik rāþinn hefr—kannta viþ svikum at sea?” A sixth spake:“Most foolish he seemsif he shall spareHis foe, the bane of the folk;There Regin lies,who hath wronged him so,Yet falsehood knows he not.” Шестая сказала:«Глупо поступит,когда пощадитнизкого недруга;Регин лежит здесь,предавший его,зло он задумал».

38

En sjaunda kvaþ:Hǫfþi skemralāt enn hrīmkalda jǫtunauk af baugum bua,þā munt fearþess es Fāfnir rēþeinvaldi vesa!” A seventh spake:“Let the head from the frost-coldgiant be hewed,And let him of rings be robbed;Then all the wealthwhich Fafnir’s wasShall belong to thee alone. Седьмая сказала:«Пусть великануон голову срубити кольца отнимет;тогда завладеетзолотом всем,что у Фафнира было».
«Великану»: в исходном тексте речь не просто о великане, а о великане инеистом, каковым Регин не являлся, и в целом эта строфа похожа на грубо воспроизведённую переписчиком строфу 34. Однако Мелетинский считает, что в данном случае имеет место неточный повтор (см. стр. 34)

39

Sigurþr kvaþ:“Verþat svā rīk skǫp,at Reginn skylimitt banorþ bera;þvīt þeir bāþir brø̄þrskulu brāþligafara til heljar heþan.” Sigurth spake:“Not so rich a fateshall Regin haveAs the tale of my death to tell;For soon the brothersboth shall die,And hence to Hel shall go.” Сигурд сказал:«У судьбы не возьметРегин той силы,что смерть мне сулила б,вдвоем должныв Хель поспешатьбратья отсюда».
Sigurþr hjō hǫfuþ af Regin, ok þāāt hann Fāfnis hjarta ok drakk blōþþeira beggja Regins ok Fāfnis.Þā heyrþi Sigurþr, hvar igþur mæltu: Sigurth hewed off Regin’s head, and then he ate Fafnir’s heart, and drank the blood of both Regin and Fafnir. Then Sigurth heard what the nut-hatch said: Сигурд отрубил голову Регину. Затем он отведал сердца Фафнира и отпил крови обоих — Регина и Фафнира. Тогда Сигурд услышал, как синицы говорили:

40

“Bitt þū, Sigurþr!bauga rauþa,esa konungliktkvīþa mǫrgu:mey veitk einamiklu fegrsta,golli gø̄dda, |ef geta mǣttir. “Bind, Sigurth, the goldenrings together,Not kingly is itaught to fear;I know a maid,there is none so fair,Rich in gold,if thou mightest get her. «Связывай кольцакрасные, Сигурд,долго тревожитьсяконунг не должен!Знаю, есть дева —золотом убрана,прекрасна лицом —твоей быть могла бы.
Ни рукопись, ни многие другие издания не указывает на наличие более чем одной птицы в строфах 40-44. При этом выдвигается гипотеза, что не только говорят две разные птицы, но вообще обозначены две разные версии истории: строфы 40-41 относятся исключительно к Гудрун, Сигурду советуют отправляться прямиком во дворец Гуннара; строфы же 42-44 относятся исключительно к Брюнхильд, которую Сигурду и рекомендуют найти. В «Саге о Вёльсунгах» вся эта часть сведена к одному стиху: «Мудрей бы ему на Хиндарфьялль отправляться, где Брюнхильд покоится, и там обрести мудрость великую». Весьма может быть, что изначально Сигурду предлагалось ехать только к какой-то одной девушке, однако в мою версию, которую я привожу в заключении, прекрасно вписывается возможность того, что птицы намеренно отправили Сигурда сразу к обеим (поскольку именно и стали в итоге главными исполнительницами проклятия Андвари).

41

Liggja til Gjūkagrø̄nar brautir,fram vīsa skǫpfolklīþǫndum;hefr dȳrr konungrdōttur alna,þā munt, Sigurþr!mundi kaupa.” “Green the pathsthat to Gjuki lead,And his fate the wayto the wanderer shows;The doughty kinga daughter has,That thou as a bridemayst, Sigurth, buy. К Гьюки ведутзеленые тропы,страннику путьукажет судьба!Конунг достойныйдочь взрастил там,Сигурд, за девуты вено заплатишь.
Гьюки – отец Гуннара и Гудрун.

42

“Hǫll’s ā hōvuHindarfjalli,ǫll es ūtaneldi sveipin,hana hafa horskirhalir of gǫrvaōr ōdøkkumōgnar ljōma. Another spake:“A hall stands highon Hindarfjoll,All with flameis it ringed without;Warriors wisedid make it onceOut of the flaminglight of the flood. Высокий чертогна вершине Хиндарфьялль,весь опоясанснаружи огнем;мудрые людиего воздвиглииз пламени вод,тьму озарившего.
Хиндарфьялль – букв. «Гора Оленихи». «Пламя вод» — золото.

43

Veitk ā fjallifolkvītt sofa,ok leikr yfirlindar vāþi!Yggr stakk þorni—aþra feldihǫrgefn hali,an hafa vildi. “On the mountain sleepsa battle-maid,And about her playsthe bane of the wood;Ygg with the thornhath smitten her thus,For she felled the fighterhe fain would save. Знаю — валькирияспит на вершине,ясеня гибельиграет над нею;усыпил ее Один,шипом уколов, —не того сгубила,кто был ей указан.
«Валькирия» — слово не встречается как таковое в исходном тексте, Брюнхильд называется девой-воительницей, что может подразумевать и валькирию, а дальше по тексту становится совершенно очевидным, что она валькирия и есть.«Ясеня гибель» — огонь.«Усыпил её Один» — в оригинале указывается другое имя Одина, Игг, означающее «Ужасный». В русском тексте просто сделано упрощение – видимо, чтобы не перегружать лишний раз и без того загруженное непривычными именами восприятие читателя.«Шипом» — в прозаической части «Речей Сигрдривы» он назван «сонным шипом».«Не того сгубила, кто был ей указан» — букв. «заставила пасть воина, которого он сам бы оставил в живых». История усыпления Брюнхильды за произвол на месте работы поле битвы подробно описана в «Речах Сигрдривы».

44

Knātt, mǫgr! seamey und hjalmiþās frā vīgiVingskorni reiþ;māt sigrdrifasvefni bregþa,skjǫldunga niþr!fyr skǫpum norna.” “There mayst thou beholdthe maiden helmed,Who forth on Vingskornirrode from the fight;The victory-bringerher sleep shall break not,Thou heroes’ son,so the Norns have set.” Сможешь увидетьдеву под шлемом;вынес из битвыВингскорнир деву;не в силах Сигрдривасон побороть,конунгов отпрыск, —так норна велела».
Вингскорнир – конь Брюхильд, более нигде не упоминаемый.Сигрдрива – букв. «Приносящая победу/Победоносная». Предположительно, составителю сборника это слово было не знакомо, поэтому он решил, что это имя собственное, и в прозаической части за строфой 4 в «Речах Сигрдривы» явно указал, что это имя валькирии. До недавнего времени редакторы и издатели повторяли эту ошибку, не опознавая в этом слове используемый для описания Брюнхильд эпитет. Отсюда пошло и принятое в русском языке название «Речи Сигрдривы». Двойственная личность Брюнхильд как валькирии и дочери Бютли и без того вносила значительную путаницу, а добавление второй валькирии в лице некоей «Сигрдривы» ещё усугубило эту путаницу.
Sigurþr reiþ eptir slōþ Fāfnis til bœlishans ok fann þat opit ok hurþir af jārni ok gætti, af jārni vāru ok allir timbrstokkar ī hūsinu, en grafit ī jǫrþ niþr.Þar fann Sigurþr stōrmikit gull okfyldi þar tvær kistur; þar tōk hannægishjālm ok gullbrynju ok sverþitHrotta ok marga dȳrgripi ok klyfjaþi þar meþ Grana, en hestrinn vildieigi fram ganga, fyrr en Sigurþr steigā bak honum. Sigurth rode along Fafnir’s trail to his lair, and found it open. The gate-posts were of iron, and the gates; of iron, too, were all the beams in the house, which was dug down into the earth.There Sigurth found a mighty store of gold, and he filled two chests full thereof; he took the fear-helm and a golden mail-coat and the sword Hrotti, and many other precious things, and loaded Grani with them, but the horse would not go forward until Sigurth mounted on his back. Сигурд поехал по следу Фафнира в его логово и нашел его открытым, и двери были железными, и дверная рама тоже. Железными были также все балки в доме, и дом был закопан в землю.Там Сигурд нашел очень много золота и наполнил им два сундука. Там он взял шлем-страшило, золотую кольчугу, меч Хротти и много сокровищ и нагрузил всем этим Грани. Но конь не хотел идти, пока Сигурд не сел на него.
Хротти – букв. «Пронзающий»

 

3. Завершение истории и выводы

Дальше, собственно, и началась вся заварушка. Сигурд поехал сначала к Брюнхильд, разбудил её и обещал жениться, однако был опоен каким-то зельем матерью Гудрун, забыл наречённую и женился на Гудрун. Потом брат Гудрун, Гуннар, женился на Брюнхильд, причём не без помощи Сигурда и обмана со стороны героических мужчин. Обвели, в общем, девушку вокруг пальца, впоследствии сообщить об этом постеснялись, а когда дошло до перепалки двух подруг, решивших на досуге заняться сравнением своих благоверных, ничего объяснять не стали, за что и поплатились сполна. Ибо таков закон повсеместно – что в древней Скандинавии, что в современной России или Новой Зеландии: если женщине не предоставить вменяемого всестороннего разъяснения всех обстоятельств, она придумает его сама, и тогда уже ничего хорошего ждать не приходится. Не пришлось и на этот раз. Началась война, предательства с убийствами ножами в спину, годами вынашиваемые планы мести, бессонные ночи, проклятия, переносы Андвариного золота с места на место с последующей его полной утратой – «чтоб-никому-не-досталось», ещё убийства и ещё проклятия – до тех пор, пока не убили последнего в цепочке, а именно Атли (знаменитого гунна Аттилу), ставшего после смерти Сигурда мужем Гудрун.

Так было реализовано проклятие Андвари, запущенное шельмецом Локи (кто убил Отра, кто довёл до отчаянья и ярости Андвари?). В этой связи интересно, что божества ведут себя весьма необычно: как видно из предыстории, Один, прекрасно знающий способности и намерения Локи, не прогоняет его, не убивает, а постоянно держит «по левую руку» от себя. Из мифологических песней известно, что асы и ваны не стали убивать ужасные порождения Локи, когда могли, дабы «не проливать кровь в Асгарде». При этом они были прекрасно осведомлены о том, какую роль предстоит сыграть этим порождениям в Рагнарёке, который буквально переводится как «гибель богов». Почему? Поди знай. Не только с «цивилизованными» богами всё непросто – у языческих богов тоже была своя уже навсегда утраченная для нас философия и свои неисповедимые пути.

Итак, мы видим, что чёткие, сводящие к минимуму всяческие словесные игры песни «Эдды» отражают прямолинейный, где-то грубоватый дух Древней Скандинавии, где действие всегда ценнее слова. И всё же о том, что было по-настоящему ценно и важно для древних северян, открывается немногое.

Например, в последней пояснительной строфе конь Сигурда не желает идти дальше, пока на него сядет хозяин. И это упрямство кажется не менее ценным для Сигурда, чем сокровища, которыми он нагрузил коня.

Пятая синица, которую слышит Сигурд, говорит, будто Регин ничего не заслуживает, поскольку не он – тот, кто убил зверя, несмотря на то, что Регин в принципе выступает активным участником похода (он рассказал о Фафнире и золоте, он фактически законный наследник, он выковал меч Сигурду, он отправился с последним в это путешествие и т.д.). Да и само убийство Регина также кажется уж очень импульсивным и скоропалительным. Способность вот так сходу убить своего друга и наставника, у которого обучался сызмальства в течение многих лет, не попытавшись что-то выяснить и тем более простить, наверное, указывает на высшую ценность честности и прямоты.

Хотя конкретно здесь у меня есть другая версия, связанная с «ядом» (то есть кровью, как указано в комментарии к вступительной строфе) дракона и пониманием «языка всех зверей и птиц» после его отведывания. То, что происходит здесь с Сигурдом, весьма подозрительно. В том, что начирикали герою птички, хорошего мало – собственно, Сгурд услышал от них только четыре вещи: 1) ты самый лучший, ты один достоин обладать всем («смотри, как красиво сверкает на солнце золото»); 2) твой друг тебе не друг, ты убил его брата – теперь он должен отомстить («смотри, как переливается всеми цветами золото»); 3) твой друг хочет предать тебя, убей его, убей его первым («смотри, как отливает красным огнём золото»); 4) езжай к Брюнхильд («которая тебя погубит») и езжай к Гудрун («которая тебя погубит»). Было ли это и вправду «понимание языка всех зверей и птиц» или то было проклятие Андвари? Проклятое золото отравило Фафнира, сделало его отцеубийцей, превратило в змея, а кровь его стала ядом. Не то же ли самое произошло и с Сигурдом?

Как бы то ни было, совершенно очевидно, что жизнь как таковая у северян не слишком ценилась. Во многих религиях мира жизнь, её сохранение, равно как и братская любовь ценятся крайне высоко. В мифологии же древних скандинавов куда выше ценится достойная смерть, добыча награды и риск всем ради славы. Тяга к подвигу и приключениям значит здесь больше, чем построение лучшего мира. И хотя боги вроде бы не защищают людей, а наоборот, то и дело вовлекают их в какие-нибудь битвы и заварушки, этих богов не боятся и не презирают – их глубоко уважают и почитают.

Это о философии и ценностях. А теперь к поэтике. Я привела три версии текста не просто так и не потому, что мне беспричинно взбрело в голову выложить его на трёх разных языках. Будь на русском языке версия, в которой бы была сделана сколь бы то ни было успешная попытка передать звучание древнеисландского стиха, я бы выложила только оригинальный текст и русский. К сожалению, такой версии пока не существует (или я плохо искала, если кому-то такая версия попадётся – буду очень благодарна за отсылку). Перевод Корсуна, как я уже писала, считается лучшим в смысле содержания и образности, однако передача особенностей звучания оригинала не входила в задачи переводчика; перевод Свириденко менее выразителен и построен исключительно на аллитерации; единственная попытка передать аллитерацию, метрику и характерную фразеологию была сделана Мелетинским только в отношении одной песни – «Прорицания вёльвы»; остальные переводы представляются менее интересными. Поэтому я и поместила между русским и исходным текстами английскую версию Белоуза, попытавшегося учесть и передать всё, о чём ему только было известно. К этой версии тоже есть претензии, но пока это лучшее, что удалось найти. Надеюсь, читатели, которые могут прочесть текст на двух или всех трёх из этих языков, оценят достоинства и, возможно, недостатки, каждой из доступных версий.  

Ибо: 

В древнескандинавском стихе звучание, пожалуй, важнее, чем где бы то ни было. Поэты пустили в ход всю свою недюжинную изобретательность, добиваясь, как минимум, безупречного звучания слов. При этом даже лишенные своей характерной изысканной формы и языка, структура и свойства которого напрямую связаны с настроем и идеями песней как таковых, эти произведения заключали в себе определённую силу: даже в виде процеженных переводов и детских переложений он пробуждали во многих школьниках и даже дошкольниках желание узнать их ближе. 

Остаётся также эффект первого впечатления – после того, как подготовительная баталия с древнеисландским закончилась успехом, и читатель впервые прочитывает какую-нибудь эддическую песнь, улавливая достаточно смысла, чтобы продвигаться дальше. Те, кто прошёл через это, в большинстве своём внезапно осознали, что нежданно-негаданно столкнулись с неким явлением великой силы, отдельные части которого (ибо многообразие его велико) и по сей день обладают едва ли не демонической энергией, невзирая на испорченную форму. Это ощущение – величайшая из наград, что сулит чтение «Старшей Эдды». Если оно не придёт в самом начале, маловероятно, что его удастся уловить в ходе многолетнего рабского труда на благо науки; но единожды его испытавший уже не похоронит его под горами или кротовинами исследований, и долгие утомительные труды его не сотрут.

Толкин Дж. Р.Р. Легенда о Сигурде и Гудрун // Пер. С. Лихачёвой – М., 2012

 

 


20 апреля 2014 Ульяна Сергеевна | Пока нет комментариев


Скандинавская мифология. Конспект урока 3, об Эддах. Часть II

Тогда Эгир сказал: «Сколько способов выражения знаете вы в поэзии? И что входит в поэтическое искусство?»

Тогда молвил Браги: «Две стороны составляют всякое поэтическое искусство».

Эгир спрашивает: «Какие?»

Браги отвечает: «Язык и размер».

«Какого рода язык пригоден для поэзии?»

«Поэтический язык создаётся трояким путём».

«Как?»

«Всякую вещь можно назвать своим именем. Второй вид поэтического выражения – это то, что мы называем заменой имён. А третий вид называется кеннингом. Он состоит в том, что мы говорим «Один», либо «Тор», либо кто-либо другой из асов или альвов, а потом прибавляем к именованному название признака другого аса или какого-нибудь его деяния. Тогда всё наименование относится к этому другому, а не к тому, кто был назван. Так, мы говорим «Тюр победы», или «Тюр повешенных», или «Тюр ноши», и это всё обозначения Одина. Мы называем их описательными обозначениями. В том числе и «Тюр колесницы».

Снорри Стурлусон «Младшая Эдда»

В продолжение темы «Эдд» сегодня перехожу к самому животрепещущему – к языку. Здесь речь идёт об особенностях эддического стихосложения (что важно, поскольку, как показано ниже, от используемого в той или иной песне размера зависело не только её звучание, но и её характер, смысл, предназначение и особенности исполнения), фразеологии, наличии чисто фольклорных элементов (что тоже важно — не только и столько в стилистическом плане, сколько в связи с тем, каким целям служили подобные элементы и что должны были передавать) и вопросах исполнения песней «Эдды».

 

II. Язык эддической поэзии

1. Стихосложение

Пожалуй, самой характерной чертой эддической поэзии является её стихосложение, так что начну с него, тем более что ему посвящено наибольшее число исследований – соответственно, оно наиболее подробно и детально изучено.

Все формы древнеисландского стиха происходят от общего германского размера, где используются парные краткие строки, связываемые между собой аллитерацией. От других стихов древнегерманского типа стих древнеисландский отличается тем, что тяготеет к большей краткости. Стремясь «схватить ситуацию», нанести удар, который запомнят надолго, высветить момент точно вспышкой молнии, эддическая поэзия облекается в лаконичную, сжатую, строфическую форму и тяготеет к краткости, упорядоченности и плотной заполненности языка в том, что касается смысла и формы. Это – подборка драматичных, ярких моментов, где стих исполнен силы и очищен от всего лишнего.

Вся древнеисландская поэзия – «строфическая», т.е. состоит из строф. В эддической поэзии представлены три стихотворные формы, обычно имеющие вид четырёхстрочной строфы (половина которой составляет хельминг от др.исл. helmingr = «половина»): форнюрдислаг, льодахатт и малахатт. Зависели они от использования основных факторов германской речи, а именно долготы и ударения. Ниже они рассматриваются подробно.

1.      Форнюрдислаг (fonyrðislag, «размер древних песней», «эпический размер», 4/4)

Большинство эпических песней «Эдды» написаны форнюрдислагом. Хотя он порой ассоциируется с хвалебными песнями, он часто обнаруживается в сатирических, язвительных и даже оскорбительных высказываниях (т.н. kviðlingar и níð).

Строки четырёхстрочной строфы в этом размере имеют одинаковую структуру, причём каждая строка разделяется цезуральной паузой на две противопоставленные и уравновешивающие друг друга краткие строки. В каждой краткой строке присутствует два ударных слога и два (иногда три) безударных. Две краткие строки, образующие одну полную, связываются между собой аллитерацией, или, точнее, начальными рифмами трёх (или двух) ударных слогов.

Вот пример форнюрдислаговой строфы 33 из «Плача Оддрун» (я привожу здесь примеры из статьи Рассела Пула о метрике в сборнике «A Companion to Old NorseIcelandic Literature and Culture» и соответствующие отрывки из перевода Корсуна):

Opt undrumk þat, | hví ek eptir mák,

nvengis Bil, | fi halda;

er ek ógnhvǫtum | unna þóttumk,

sverða deili, sem sjálfri mér.

[Нередко дивлюсь, как ныне могу я, женщина, в горести жить и томиться, если властитель, мечи вручавший, в битвах могучий, как жизнь, мне был дорог!]

Каждая краткая строка принадлежала к одной из пяти основных ритмических схем, классифицированных Эдвардом Сиверсом в зависимости от трёх видов ударения в слоге: первостепенного (3), второстепенного (2) и минимального (1). Соответственно, эти схемы включали в себя сильные позиции («вершины» – долгие ударные слоги, обычно сопровождающиеся повышением тона) и слабые («спады» – долгие или краткие безударные слоги, сопровождающиеся понижением тона). В следующей таблице описаны эти пять типов, а представленная выше строфа из «Плача Оддрун» разбита по ним: 

fonyrdislag

Краткие строки, как уже отмечалось, связываются между собой аллитерацией (во всех примерах она выделена подчёркиванием), которая характеризует не только форнюрдислаг, но и остальные два размера. Это – черта структурная, а не способ украшения текста. Предполагается, что она служила для облегчения построения и запоминания песен. Все нижеописанные правила применимы как к форнюрдислагу, так и к льодахатту и малахатту.

Прежде всего, для целей аллитерации достаточно одного начального согласного в ударном слоге, за исключением групп согласных sp, st и sk, которые аллитерируют только с такими же сочетаниями.

В каждой строке аллитерирует одна из вершин, при этом ключевая аллитерация (höfuðstafr) приходится на первую вершину второй краткой строки, а её опорами (stuðlar) становятся наиболее сильная из вершин или обе вершины в первой краткой строке. Вторая вершина во второй краткой строке аллитерировать не может. Например, строки 2 и 4 из вышеприведённой строфы:

 

 allit

Все начальные гласные в ударных слогах аллитерируют между собой и с j. При этом безударные слоги в аллитерации не участвуют, поэтому гласные в ek в первой строке, а также ek и er и в третьей строке не выделены:

(1)         Opt undrumk þat, | hví ek eptir mák

(3)         er ek ógnhvǫtum | unna þóttumk

Первая краткая строка может содержать один (строки 2-4) либо два (строка 1) аллитерирующих слога: если оба первостепенных ударения падают на существительные или прилагательные, аллитерацию должно нести первое такое ударение (поэтому не «Bil línvengis», а «nvengis Bil»; не «deili sverða», а «sverða deili»). Во второй краткой строке всегда аллитерирует только один слог с сильным ударением. Глаголы первостепенное ударение несут не всегда.

1.      Льодахатт (ljóðaháttr«песенный/диалогический размер», 4/3)

В льодахатте первая и третья строки каждой строфы такие же, как и в форнюрдислаге, а вторая и четвертая – короче, цезуральной паузы не имеют, содержат три ударных слога и обычно два ударных слога с начальной рифмой.

Льодахатт встречается во многих важнейших песнях, нередко перемежаясь с форнюрдислагом. От остальных древнеисландских размеров льодахатт отличается трёхчастной структурой хельминга. Сперва идут две краткие строки почти как в форнюрдислаге с тем лишь отличием, что первая из них может сокращаться всего до двух слогов. За ними следует «полная строка», не разбиваемая цезуральной паузой и содержащая два или три слога с первостепенным ударением и нередко с второстепенным ударением.

Внутри льодахатта выделяется ещё один размер – гальдралаг (galdralag, «размер заклинаний»). Хельминг гальдралага четырёхчастен: за первыми двумя краткими строками следуют сразу две полные строки без цезуральной паузы.

Оба варианта представлены в 42 строфе «Речей Вафтруднира» (льодахатт в строках 1-2, гальдралаг – в строках 3-5):

Segðu þat iþ tólfahví þú tíva rǫk

ǫllVafþrúðnirvitir;

frá jǫtna rúnom ok allra goða

segir þú iþ sannasta,

inn alsvinni jǫtunn.

[Скажи мне теперь, откуда ты ведаешь судьбы богов; о тайнах великих богов и турсов ты правду поведал, турс многомудрый.]

Аллитерация в обоих формах, как видно из примера, самостоятельная внутри каждой полной строки – она не связана с аллитерацией первых двух кратких строк или, в случае гальдралага, аллитерация третьей строки не связана с аллитерацией второй.

Песнь, написанная форнюрдислагом, обычно называется —kviða («песнь», повествовательное стихотворение, стихотворное сказание); а льодахаттом – —mál («речи, баллада», речь от первого лица) – своеобразный жанровый показатель. В некоторых песнях содержатся только речи, в других – прямая речь передается стихами; о ходе действия кратко сообщается прозой в манере, близкой исландским сагам. Сложно найти какое-либо другое отличие, помимо метрического, между этими двумя размерами, хотя изначально оно, вероятно, существовало. Происхождение льодахатта довольно туманно, есть вероятность, что он представляет собой некую стилизованную компрессию более раннего метрического материала.

2.      Малахатт (málaháttr«размер речей»)

В малахатте, более молодом и более щедром на слоги размере, нежели первые два, каждая строка четырёхстрочной строфы делится на две краткие цезуральной паузой, при этом в каждой краткой строке содержится два ударных слога и три (иногда четыре) безударных. Начальная рифма как в форнюрдислаге.

Лишь одна песнь «Эдды» полностью написана малахаттом – «Гренландские речи Атли». Соответственно, и пример оттуда (строфа 76):

Lokit því létu, | lagat var drykkju;

sú var samkunda | við svǫrfun of mikla;

strǫng var stórhuguð, | stríddi hon ætt Buðla,

vildi hon ver sínum | vinna ofrhefndir.

[На том и конец; наготовила пива, грозным был пир, горе сулил он! Гибель потомкам Будли готовила Гудрун, за братьев месть совершая.]

В норме на каждую краткую строку приходится по меньшей мере пять слогов (нередко больше). Часто встречаются строки с анакрузой, то есть дополнительным безударным слогом в начале (как við во второй краткой строке второй полной). В первых кратких строках чаще всего содержится сразу два аллитерирующих слога. Большое количество глаголов (по одному почти в каждой краткой строке) – придаёт кратким строкам большую завершённость, нежели в форнюрдислаге.

Здесь интересно следующее. Авторов большинства эддических песней в форнюрдислаге явно не слишком занимал подсчёт или измерение слогов. По всей видимости, в этой форме важно лишь чтобы наличие первостепенных, второстепенных и слабых ударений укладывалось в вышеописанные схемы. Как отмечает Кристофер Толкин, на слух определяется сочетание громкости, высоты голоса и долготы с эмоциональной и логической значимостью. Две краткие строки внутри одной полной обычно различаются структурно и ритмически, уравновешивая друг друга. Таким образом, уловить общую мелодии или ритм, присущие строкам в силу того, что они «написаны одним размером», невозможно: следует прислушаться к форме и балансу кратких строк.

Возьмём для иллюстрации строфу 6 из Речей Хамдира (строки 1-2):

Hitt kvadð þá Hamðir, | inn hogomstóri:

Lítt myndir þú þá, Guðrún, | leyfa dáð Hǫgna…’

[Хамдир сказал, духом отважный: «Не похвалила б ты подвига Хёгни…»]

Здесь слова со слабым ударением в обоих начальных кратких строках «уложены» после первого первостепенного ударения вполне в манере западногерманского стиха. Выбросить их оттуда – и текст стал бы куда стройнее. Такие строки отлично укладываются в схему малахатта.

С другой стороны, обнаруживаются примеры, где количество слогов в строке сводит всего лишь к трём. В тех же «Речах Хамдира», к примеру, в строфе 2 содержится строка:

Vara þat nú | né í gær

[Не нынче то было и не вчера]

 

Подобных примеров в эддической поэзии довольно много. На этом основании делается предположение, что краткие строки с разным весом (облегчённые и утяжелённые) в ранних скандинавских песнях представляли собой один размер, как в западногерманской поэзии, однако впоследствии, с развитием поэзии исландской, выкристаллизовались в два отдельных размера – форнюрдислаг, с одной стороны, и малахатт, с другой.

2. Фразеология

Как видно из предыдущего параграфа, стихосложение эддической поэзии очень архаично. То же в полной мере относится и к её фразеологии, где особенно выделяются так называемые хейти и кеннинги, о которых Браги в «Младшей Эдде» рассказывает Эгиру в ответ на вопрос о языке поэзии (см. эпиграф из к статье о втором и третьем видах поэтического выражения). Эти два вида поэтического выражения подробно описал Стеблин-Каменский в статье «Эддическая поэзия», на которую я здесь и опираюсь (примеры даны по «Skáldskaparmál» из «Edda Snorra Sturlusonar» с соответствующим переводом Смирницкой).

1.      Хейти (heiti, «название»)

Хейти («то, что мы называем заменой имён») представляет собой одночленный заменитель существительного обычной речи, т. е. поэтический синоним. Для ряда понятий в эддической поэзии существовало сразу много хейти.

Поэзия, например, может называться bragr («красноречием»), hróðr («восхвалением»), óðr («вдохновением»), mærð («прославлением»), lof («хвалой»).

Некоторые хейти представлены архаизмами (вроде jór = «конь»), которые первоначально ассоциировались с теми или иными конкретными признаками обозначаемого явления (как fylkir = «вождь, воевода» от fylki = «войско»), или заимствованными словами sinjór = «владыка» (от латинского senior, возможно, через старофранцузское seignor).

Иногда использовались синекдоха и метонимия: barð = «часть носа корабля» для «корабля» в целом; gotnar = «готы» для «людей» или «мужчин» в целом; targa = «небольшой круглый щит» (как вид щита) для «щита» в целом; stál = «сталь» для «оружия»; а иногда и метафора: hríð = «буря» для «атаки, (начала) битвы».

Задействовались также собственные имена: HrottiLaufiMistilteinn и Tyrfingr – все это мечи, которыми владели легендарные герои; нередко они переходили в имена нарицательные, как buðlungr (хейти конунга) первоначально означало «потомок Будли».

Для отдельных персонажей, особенно богов, были собственные хейти: например, Grímnir – «Скрывающий лицо», Fjölnir – «Многомудрый», Viðrir – «Вызывающий бури» и еще множество хейти Одина.

Существовало огромное количество хейти для именования определённых часто встречающихся в песнях понятий вроде «мужчины», «женщины», «вождя», различного оружия и т.п., из чего следует, что эддические хейти не создавались при сочинении песни, а были традиционны.

2.      Кеннинг (kenning, «обозначение»)

Под кеннингом («мы говорим «Один»… прибавляем… название признака другого аса или какого-нибудь его деяния… тогда всё наименование относится к этому другому, а не к тому, кто был назван») понимается замена одного существительного несколькими, из которых второе определяет первое, т. е. перифраз типа Suttungamjöð = «мёд Суттунга» или Kvasis blóð = «кровь Квасира» («поэзия»).

 Далее привожу цитату из Стеблина-Каменского:

Основное свойство всякого эддического кеннинга — это то, что он (так же как эддические хейти) не придумывался при сочинении того произведения, в котором был употреблен, а брался готовым из традиции. Некоторые из кеннингов, такие, как, например, «сын Одина», вообще не «придуманы», т. е. они — не образное описание, а просто констатация общеизвестного факта (всем было известно, что Тор — сын Одина). А в тех кеннингах, в которых, как в кеннинге «конь моря», есть метафора, она, как правило, абсолютно трафаретна. Это видно прежде всего из того, что кеннингами, содержащими метафору, всегда описывалось только то, о чем всего чаще шла речь в поэзии, а именно — конунг, воин, битва, меч, корабль, море, золото, редко что-либо другое, и образ, заключенный в таком кеннинге, был всегда одним и тем же: конунг описывался как «раздаватель колец» (т. е. золота), воин — как «дерево битвы», битва — как «буря копий», «встреча мечей» и т. п., меч — как «палка битвы» или «змея крови», корабль — как «конь моря», «олень моря» и т. п., море — как «дом угрей» и т. п., золото — как «огонь моря» (как известно из одного сказания, оно служило освещением на пиру у морского великана Эгира) или «ложе дракона» (как известно из другого сказания, на нем лежал дракон). О традиционности образов, заключенных в эддических кеннингах, свидетельствует также то, что многие из них были характерны и для древнеанглийских кеннингов (так, в древнеанглийской поэзии обильно представлены кеннинги «раздаватель колец» и «конь моря»), и, следовательно, они восходят к эпохе германской общности.

(Стеблин-Каменский М. И., Эддическая поэзия // Труды по филологии — СПб.: Филол.ф-т СПбГУ, 2003)

Таким образом, в целом хейти отличаются от кеннингов тем, что первые представлены одним простым словом, тогда как последние – перифразом в виде сочетания слов или сложносоставного слова. Так, из приведённых выше примеров видим, что для стандартного обозначаемого в прозе словом skáldskap понятия «поэзия» слово mærð является хейти, а выражение Kvasis blóð = «кровь Квасира» и составное слово Suttungamjöð = «мёд Суттунга» — его кеннингами.

Поскольку элементы эти подробно рассматривались у Снорри, очевидно, что хейти и кеннинги занимали также важное место и в скальдической поэзии, где, однако, использовались они иначе: если эддический кеннинг обычно двучленен (трёхчленные кеннинги в песнях «Эдды» — редкое исключение), то более сложные кеннинги шире представлены в поэзии скальдов.

 И всё же главное отличие — в том, что образ, заключенный в эддическом кеннинге, и его словесное выражение почерпнуты из традиции, они не придумывались автором, а уже существовали в языке и находились в его распоряжении. Поэтому многие метафорические кеннинги «Эдды» представлены не синтаксическими сочетаниями нескольких слов, а сложными словами. То же в равной мере относится и к хейти.

3. Народно-поэтические элементы

В силу уже рассмотренных в предыдущей части исторических предпосылок сложилось так, что «Песенная Эдда» представляет собой сложнейшее переплетение устной и письменной общегерманской и скандинавской, эддической и скальдической традиций.

С одной стороны, такие черты как редкое стилистическое разнообразие отдельных песен; нетипичное для фольклора развитое строфическое оформление; спорные следы музыкального сопровождения; сдержанное применение повторов и параллелизмов наряду с тенденцией к их вытеснению эпической вариацией и развитой синонимией; множество метафорических иносказаний (прежде всего описанных выше кеннингов), нарушения естественного синтаксиса, трагический фатализм и пристрастие к обрисовке эмоциональных состояний эпических героев явно указывают на изощренное поэтическое сознание, присущее «персональной» поэзии скальдов.

С другой стороны, как прекрасно показал специалист по сравнительной фольклористике и ранним формам словесного искусства Мелетинский в своей монографии «Эдда и ранние формы эпоса», истоки эддических песней – фольклорные, в основе их лежит народное творчество и устно-поэтическая традиция, а сама она отмечена жанрово-поэтической архаичностью.

В этой ценнейшей монографии, помимо прочего, Мелетинский провёл подробнейший анализ фольклорного стиля эддических песней, выявив в них характерные черты фольклорного стиля, как-то: повторы, параллелизмы, общие места и эпическая вариация, украшающие эпитеты и т.п. Эти изобразительные приёмы строго отвечают принципам фольклорной эстетики – важнейшим из которых является господство родового начала над индивидуальным – и в «Эдде» служат в том числе как средства конструирования текста, что типично для устной фольклорной композиционной техники.

Собственно, на этих средствах и следует остановиться и рассмотреть их повнимательнее, прежде чем двигаться дальше.

1.      Повторы

Прежде всего, в эддических песнях, как во многих других текстах устной народной поэзии, встречается огромное число повторов. Это древнейшая черта фольклора, связанная одновременно с наличием ритма и с верой в магическую силу слова. Повторение одного или нескольких слов внутри одного предложения или в соседствующих фразах – важнейший механизм устного творчества, который позволяет поддерживать определённую фольклорную эстетику, например, за счёт усиления эмоциональной выразительности, экспрессивности текста; подчеркивания ключевого значения слова для характеристики состояния или отношения к чему-либо; акцентирования различных оттенков смысла и фиксации внимания на важнейших мыслях; передачи многократности (длительности, однообразности) какого-либо действия; смягчения резкости перехода от одного плана высказывания к другому и т.д. Кроме того, повторы упорядочивают построение высказывания, придавая тексту связность и ясность; способствуют нарастанию силы, напряжённости повествования; способствуют более чёткой ритмической организации текста; замедляют повествование и придают сказу песенный характер, задавая определённый ритм.

В эддической поэзии повторы чаще всего связаны с парным действием, выделением важнейшего мотива стихотворения, сопряжены с излюбленных в эддической поэзии приёмом контраста, реже (многократный повтор приобретает характер рефрена) – упорядочение общей композиции стихотворения, а в «Прорицании вёльвы» даже приобретают характер лейтмотивов. При этом большинство повторяющихся групп слов представлено общими местами, формульными выражениями.

Мелетинский отмечает наличие в эддических песнях простых полных повторов, хотя и менее частых по сравнению с вариативными повторами (где с одним повторяющимся элементом используются разные определения для придания новых смысловых оттенков); повторы типа рефренов; широко распространённые в славянском фольклоре повторы-подхваты, а также наиболее широко представленные в «Эдде» повторы анафорического, эпифорического и смешанного характера. При этом повторяться могут как целые строфы, так и хельминги, и полные/краткие строки или иные минимальные метрические группы, отмеченные структурным единством. И хотя преобладают в песнях однократные повторы, гномические ритуальные формулы сшивают целые циклы однотипных строф. Особенно интересно, что частота повторов не зависит от метрической схемы, из чего следует, что возникли они раньше того, как сложились такие схемы.

2.      Параллелизмы и эпическая вариация

Повторы часто связываются с другим характерным элементом устной народной поэзии – параллелизмами. Это одно из основных средств организации эпического стиха, как в «Калевале». Но если в «Калевале» преобладают синонимические параллелизмы, но в эддической поэзии куда более частотны параллелизмы аналогические (восходящие всё же к синонимическим, по наблюдениям Мелетинского), внутри которых выделяются параллелизмы вариативные, характерные для сохранившей магический характер поэзии перечисления (тяготеющие, соответственно, к льодахатту), и параллелизмы по противоположности. Примечательно, что представленные в «Эдде» параллелизмы демонстрируют доминирование родового начала на индивидуальным – важный фактор, указывающий на древние фольклорные корни этих песней.

Больше всего параллелизмов в народной дидактике и строфах, генетически связанных с заговорами (древнейших жанрах всякого фольклора), а также их много в повествовательных песнях на мифологические темы. Они отсутствуют в диалогах, редки в учёной гномической поэзии. В мифологических песнях больше семантических параллелизмов, повторение семантических элементов сопровождается анафорическими и эпифорическими повторами, поддерживается строгим изоморфизмом синтаксической структуры, резко преобладает параллелизм коротких строк. Поскольку параллелизмы в равной мере представлены в стихах эпического и гномико-диалогического характера (если не считать тяготеющих к льодахатту перечислений), Мелетинский приходит к заключению, что они сравнительно независимы от метрических форм – что опять же указывает на древность песней, возникновение их в «до-строфический» период, в недрах устной народной поэзии.

Параллелизму принято противопоставлять эпическую вариацию как специфический приём древнегерманской поэзии, книжной и индивидуальной. Однако в «Эдде» она обнаруживает не только сходство с параллелизмами, но также и происхождение из неточных параллелизмов за счёт их дальнейшей деформации и нарушения изоморфизма в связи с переносом акцента с действия на субъект, т.е самого героя (собственно, он и варьируется). При этом эпическое распространение захватывает либо целую строку (что ведёт к параллелизму), либо отдельные слова (что ведёт к полилогии). Это взаимоисключающие приёмы, поскольку полилогия несовместима с изоморфизмом строк.

Таким образом, в мифологических песнях хорошо сохраняется ритмико-поэтическое начало, игравшее значительную роль в генезисе параллелизма; в то время как в песнях героических преобладают параллелизмы длинных строк, чаще всего – вариативные, что зачастую приводит к их вытеснению эпическими вариациями. Такие различия косвенно свидетельствуют о том, что некоторые героические песни относительно поздно были переработаны из прозаического предания и что в них дальше зашёл процесс дефольклоризации, в то время как форма мифологических песней сложилась в основном самостоятельно без ориентации на образцы героической песни.

3.      Общие места

В запоминании и варьировании фольклорных текстов важную роль играют особые стереотипные формулы, известные как «общие места» («loci communes»). Некоторые из них связаны с определёнными сюжетами, другие могут переходить из текста в текст.

В системе общих мест «Эдды» формализуются как временные отношения (известная фольклору многих народов и обычно связанная с зачином формула «ранних времён» – т.н. мифолого-эпического времени, формула прекращения счастливого состояния, резкого поворота в судьбах мира и героя), так и пространственные отношения (противопоставление земного и подземного мира, нахождение вне и внутри дома и т.п.).

Чаще всего они представлены специфическими для прямой речи действующих лиц формульными выражениями, которые непосредственно отражают традиционные формы речи, соответствующие различным моментам ритуализированного поведения (зачин в виде вопроса об имени-отчестве и последующего ответа, возникший по контрасту со ссылкой на древние известия/знания вопрос о новостях, предшествующее очередному вопросу обращение при соревновании в мудрости/выспрашивании провидицы и т.п., приказ / поручение, торжественное приветствие, клятва или такой характерный для песен «Эдды» жанровый элемент как перебранка и т.п.). Широко используются в общих местах оппозиции, создающие контрасты (снаружи-внутри, сидеть-стоять, вставать-склоняться, смеяться-плакать, один-все и т.п.). Большинство таких общих мест моделируют общие ситуации, например, восходят к светскому ритуалу, передают общепринятые церемониальные формулы (обычаи и ритуальные формы речи): приветствие, вопрос об имени-отчестве, вопрос о новостях и т.п.; воспроизводят соответствующие позы и жесты (обычаи): вход в дом вдоль палаты, вставание говорящего, сидение вдовы над телом убитого и т.п.; описывают действия, символизирующие эмоции, душевных состояния, зачастую с применением контрастной символики: горестная поза склонённого, безрадостное пробуждение, злорадный смех в лицо врагу и т.д. Ярко проявляются гиперболизация и идеализация.

Ядро эддических общих мест составляет группа слов, повторяющаяся с незначительным вариантами либо сочетание одного слова с определённым мотивом, не имеющим словесного воплощения. Сами же общие места поддаются дальнейшему делению на общие места меньшего объёма, что говорит в пользу их структурности, а это, в свою очередь, означает, что общие места в «Эдде» могут интерпретироваться как результат синхронного использования общей фольклорной традиции. Обширный фонд переходящих из песни в песню устойчивых словесных сочетаний, поэтических формул, общих мест, которым свойственно резкое преобладание типического над индивидуальным говорит о формульном характере эддической поэзии.

4.      Украшающие эпитеты

В «Эдде» обнаруживаются эпитеты тех же категорий, что в устной народной поэзии – т.е. служат указанием на цветосветовую характеристику (эти древнейшие эпитеты определяются и внешним зрительным впечатлением как таковым, и некоторыми дополнительными мифологическими мотивами); размер; материал, из которого сделан тот или иной предмет; общую оценку (такие эпитеты зачастую представлены объективными «прилагательными впечатления», которые описывают внешность человека, зверей, вещей или – иногда — героические добродетели); эмоциональное отношение — прилагательные суждения (использующиеся для характеристики внутренних переживаний и душевных состояний); эпитеты-прозвища, ставшие собственными именами. Типичные постоянные эпитеты в эддической поэзии – прилагательные или существительные, сопровождающие или заменяющие собственные имена. Большинство эддических эпитетов имеют украшающий, обобщающе-идеализирующий характер.

 

Таким образом, наряду со сложностью и даже изощрённостью эддических песней, существенных стилевых различий между ними и явно прослеживающегося влияния на них поэзии скальдов, в «Эдде» обнаруживается фольклорный генезис жанровых форм, основных стилевых приёмов, сюжетов и образов, а также отчётливые следы устной «техники», что указывает на ее народно-поэтическую основу. Интересно, что если, по предложению Мелетинского, условно отсечь из эддической поэзии все песни на явно нескандинавские сюжеты, то «Эдды» типологически приблизится к «Калевале», нартским сказаниям, тюрко-монгольским богатырским поэмам, т.е. к народной эпической архаике. Отмечается, что к классическим формам эпоса «Эдду» приближают именно героические песни континентально-германского происхождения, в известной степени модернизируя её. Сама же древнескандинавская поэтическая среда, даже в эпоху викингов, а отчасти и позднее, по всей вероятности, характеризовалась большей близостью литературы и фольклора, меньшей расчлененностью эпического и лирического начал, сохранностью древних фольклорно-литературных жанров, уходящих корням ещё в первобытнородовую эпоху (мифологический эпос и богатырская сказка-песня).  Поэтому, как это ни парадоксально, скандинавизация «континентальных» песне выразилась не только в их модернизации, но и одновременно архаизации за счёт сохранения и усиления архаических жанровых моментов. Это в том числе ярко проявляется в песнях о юности Сигурда, одну из которых я буду рассматривать в следующей части посвященных «Эддам» конспектов.

4. Содержание и исполнение (миф и ритуал)

Наверное, важнейшее значение песен «Старшей Эдды» состоит в том, что в ней содержится ключ (пусть и слегка заржавевший) к пониманию мира языческой религии не только поселенцев Исландии, но также народов Скандинавии в целом.

Даже несмотря на то, что во время записи (весьма вероятно, что и ещё раньше) этих песней, они подверглись искажениям в том числе под влиянием христианства, корни у них древние, языческие.

При этом важно ещё помнить, что материал песней существовал в устной традиции задолго до того, как они были записаны, и хотя сейчас мы знаем его лишь по текстам, изначально он предназначался для устной и визуальной передачи в представлении, а не для единоличного прочтения. Эти песни пелись вслух, а не читались про себя. Поэтому и анализировать их нужно скорее как драматические постановки: вместе с тем, что воспринимается зрительно, оформлением и декорациями, особыми требованиями постановки, самим произведением как предназначенным для восприятия в жизненном контексте – визуально, устно и временно. Также следует учитывать, что и при переводе с исходного языка многое утрачивается.

Как уже было отмечено, формат эддических песней варьируется не только по размеру, но также по содержанию, стилю, происхождению и контексту, манере представления и подачи.

Некоторые произведения, вроде «Песни о Гротти», приближаются к так называемым трудовым песням; другие (например, те, что описывают гибель Хельги сына Хьёрварда, Гуннара и Хёгни, Хамдира) будто бы специально предназначены для воодушевления воинов и побуждения их к повторению ратных подвигов, что, возможно, роднит их с древним жанром «бардитус» (боевой песней, по отголоску которой гадали об исходе битвы), который описал Тацит в главе 3 своей «Германики».

Часть песней словно бы предназначалась специально для женской аудитории, особенно во времена скорби, подавая пример стоической храбрости перед лицом тяжёлой утраты (как первая и вторая «Песни о Гудрун», «Плач Оддрун»). Вероятно, они проистекают из народных плачей, похоронных, поминальных и особенно женских бытовых причитаний – воспоминаний о своей несчастной жизни. На основе сопоставления с северорусскими причитаниями, Мелетинский приходит к выводу, что подобные песни содержат многочисленные мотивы и образы, характерные для народных причитаний, а также отчасти сохраняют соответствующую композиционную структуру и некоторые стилевые приёмы: описание несчастья на контрастном фоне былого благополучия, восхваление покойника, реакция жены на известие о смерти мужа, горе коня, описание убитого как добычи воронов и волков, проклятие завистникам – виновникам смерти, сетование вдовы на своё одиночество и призывание ею смерти, нанизывание эпитетов и т.п.

Некоторые другие песни, вероятно, составлялись исключительно в развлекательных целях — возможно, для исполнения на свадьбах («Песнь о Трюме») или на мужских / женских посиделках (здесь интересно отметить различные подходы к одной и той же теме в «Песнях о Хельги убийце Хундинга», «Песни об Атли» и «Речах Атли»; а также в «Подстрекательстве Гудрун» и «Речах Хамдира»).

Существует радикальное различие в плане представления и содержания также между песнями, составленными в льодахатте или в форнюрдислаге. Уже сами названия размеров привлекают внимание к такому различию. Если коротко, составленные в льодахатте песни представляются принадлежащими к жанру постановочного действа и имеющими контекстуальный фон, отличный от песен, составленных в форнюрдислаге. В большинстве песней акцент делается на прямой речи как средстве передачи переживаний и событий – на чём-то, что в условиях устной передачи условно приближает персонажей к аудитории. При этом песни в льодахатте идут ещё дальше. Как указано выше, льодахатт (за исключением одного-единственного стиха во всем собрании строфы 5 в «Речах Вафтруднира») используется исключительно для передачи прямой речи, а песни, составленные в этом размере, принимают вид монологов или диалогов, включающих до 16 говорящих (как в «Перебранке Локи»). Это значит, что произведения эти не предполагают участия «посредников», рассказывающих о событиях прошлого людям, живущим сейчас, — напротив, исполнители, подобно актёрам, от начала до конца остаются в образе. В «Речах Гимнира», например, с публикой говорит именно Один, а не рассказчик.

По словам Терри Гуннелла, единственные указания (в Исландии) на адресанта, обнаруживаемые на полях рукописей рядом с текстами по меньшей мере четырёх диалогических песней в льодахатте («Речи Вафтруднира», «Речи Скирнира», «Перебранка Локи» и «Речи Фафанира»; ср. также «Песнь о Харбарде»), чётко свидетельствуют о том, что авторы таких пометок рассматривали такие фрагменты как схожие с рудиментарными драмами, зафиксированными в том числе и в Англии, и на севере Франции. Это предположение дополнительно подтверждается количеством сопровождающих непосредственных действий (в виде движений, жестикуляции, вырезания рун и т.п.), которые как бы подразумеваются в речах песней. В самом деле, любопытно, что в «Речах Скирнира», «Речах Фафнира», «Речах Вафтруднира» и «Речах Гримнира» ключевое кульминационное действие (последняя встреча Фрейя и Герд, убийство Фафнира, Вафтруднира или Гейррёда) словно бы опускается в сохранившихся произведениях, что ставит вопрос о том, не должно ли оно было передаваться движением, а не словом.

Таким образом, по всей видимости, песни в льодахатте не только работали через посредство речи: они также напрямую связаны с языческим миром мифа и религии, зачастую фокусируясь гномическом, мифическом и магическом знании, равно как и на ритуальных действах. Есть все основания полагать, что они имеют корни в языческих ритуалах и что они приоткрывают нам завесу на то, как проводились такие ритуалы: например, такие песни, как «Речи Вафтруднира», «Речи Гримнира», часть «Речей Высокого», «Речей Фафнира» и «Речей Сигрдривы», позволяют пролить свет на ритуалы, связанные со сменой времён года обрядами посвящения и инициации.

В общем, литературную классификацию на основании раннего, тематически организованного сборника песней необходимо рассматривать как вводящее в заблуждение упрощение. Более целесообразно учитывать родовые свойства индивидуальных работ и их вероятное происхождение и контекст, равно как их форму. Не составляя произведений одного жанра, эддические песни включают большое количество материалов, имеющих разные истоки и разработанных с разными целями, для разной аудитории и разного контекста исполнения. Объединяются же они по тому признаку, что авторство их представляется не играющим существенной роли.

Это истинно «народный», фольклорный материал, проистекающий из древней скандинавской устной традиции и приобретший на определённом этапе поэтическую форму как средство выражения мифологических и героических тем. Одна из важнейших ценностей этого материала – в том, что он предоставляет более достоверное видение этой традиции, нежели то, которое мы можем получить из чисто прозаических изложений – скажем, «Эдды Снорри» и «Саги о Вёльсунгах». Здесь нам открывается общее видение мира не только с точки зрения учёных или поэтов, но также и с точки зрения обычных жителей – зрителей и слушателей – Исландии и Скандинавии в раннем Средневековье.

* * *

Найденная Бриньольвом древняя рукопись – едва ли не единственное, что у нас сохранилось о тех древних верованиях и обычаях, что существовали в Скандинавии до начала эпохи викингов.

Мы почти ничего не знаем (а того, что знаем, явно недостаточно) о том, как справлялись древние обряды, как пелись эти песни, мало понимаем даже, какое значение им придавалось, какие ценности (помимо разве что отваги) лежали в основе мировоззрения тех удивительных древних людей, что оставили после себя лишь это немногое – до того, как отправились завоевывать чужие земли, наводя ужас на местных жителей.

Однако же мы знаем, какое трепетное отношение было у этих людей к языку: слово таило в себе магию, владеющий им по-настоящему мог творить чудеса, язык игра едва ли важнейшую роль в этой таинственной северной культуре.

Тем не менее даже и об этом – конкретно о языке эддических песней – мы знаем, возможно, ещё не всё. Возможно, вернувшемуся из прошлого древнему северянину, изучившему наши языки и прочитавшему наши переводы и комментарии, сразу бросилось бы в глаза нечто, нами не замеченное.

На что могли повлиять вносимые – случайно или намеренно – в такие тексты искажения, как это могло бы отразиться на проведении ритуала (когда он имел место); какие слова имели особое значение, какие играли не столь значительную роль; что ещё влияло на ритм и мелодику – мы не знаем. Очевидно, единственное, что можно сделать в таких обстоятельствах – лишь бережно сохранить то, что есть, стараясь узнать больше, вникнуть глубже и помнить о том, что это – не просто художественный текст.

Это – текст сакральный, а это значит, что математическое правило о перемене мест слагаемых к нему неприменимо.

 

В следующей части я буду рассматривать содержание «Песенной Эдды» в целом и «Речи Фафнира» в частности, а пока – один из «эддических» экспериментов группы Sequentia, а именно первая часть их Vǫluspá («Прорицание вёльвы») из альбома Edda:

 

 

 


12 апреля 2014 Ульяна Сергеевна | 2 комментария


Скандинавская мифология. Конспект урока 3, об Эддах. Часть I

Третий урок курса я проходила две недели назад. Долго не выкладывала конспект по двум причинам: во-первых, зачесались руки кое-что нарисовать для третьей и четвёртой частей; во-вторых, в тему этого урока нужно было поместить другие ранее изученные материалы (а их столько, что я чуть было совсем в них не зарылась, что, признаться, со мной частенько случается). Пост выходит очень длинный, поэтому я разбила его на части (1 – общий обзор «Эдд», 2 — рассмотрение особенностей эддической поэзии, 3 – фрагмент «Старшей Эдды», 4 – фрагмент «Младшей Эдды» и, возможно, ещё часть с некоторыми наблюдениями), которые буду выкладывать одну за другой. Библиографический список приводится в конце последней части, чтобы не повторять несколько раз.

Посвящён урок был «Эддам», вернее, тем сборникам текстов, которые принято так называть.

С этого и следует начать.

31114

I.            Что такое «Эдды»

1.     Название

История так называемых «Эдд» загадочна и таинственна. Мы не знаем, кто их сочинил, так же, как и где и когда они были сочинены, равно как и кто и когда их собрал. В принципе, мы даже не знаем точно, что значит «Эдда».

edda

В различных рукописях тринадцатого и начала четырнадцатого веков сохранилось прозаическое произведение, включающее обширный сборник мифологических историй, описание наиболее важных для скандинавского поэтического стиля фигур речи и тропов (поэзия исландских и норвежских скальдов была в это отношении чрезвычайно сложной) и исследование метрики. Произведение это, явно являющееся руководством для поэтов, широко известно как «Эдда» Снорри Стурлусона, поскольку приведённая в рукописи, написанной примерно через пятьдесят или шестьдесят лет после смерти Снорри, копия этой книги озаглавлена так: «Эта книга называется Эддой, которую написал Снорри Стурлусон». Также эта работа известная под названиями «Прозаическая Эдда», или «Эдда Снорри», или «Младшая Эдда». Среди исландских учёных бытовало мнение, что этой «Эдде» должен был предшествовать другой труд, написанный соотечественником Снорри, Сэмундом Мудрым (1056-1133). Когда же в начале семнадцатого века Арнгрим Йонссон доказал, что указанную работу написал Снорри и никто другой, встал вопрос о том, что же в таком случае написал – и написал ли вообще – Сэмунд. Поскольку в описанных Снорри мифологических историях приводили фрагменты песен и поскольку они казались основными источниками, откуда Снорри черпал сведения, было принято считать, что Сэмунд написал или составил песенную «Эдду» — что бы при этом не означало слово «Эдда» — на которой и основывался труд Снорри.

Codex_Regius_of_Eddaic_Poems_and_Flateyjarbok

Так обстояли дела, когда в 1643 году исландским учёным Бриньольвом Свейнссоном, епископом Скальхольта, был найден древнеисландский сборник мифологических и героических песней, включающий двадцать девять песен – полных либо отрывков – о тех же самых богах и героях, о которых шла речь в книге Снорри, в виде древней пергаментной рукописи, написанной, по всей видимости, около 1300 г. Велика была радость учёных, посчитавших, конечно, что найдена как минимум часть давно искомой «Эдды» Сэмунда Мудрого. Епископ окрестил свою находку «Эддой Сэмунда Мудрого», и ныне она известна либо под этим названием либо под названием «Старшая Эдда» или «Песенная Эдда». Эта ценнейшая рукопись, хранящаяся ныне в Королевской библиотеке Копенгагена, также известна как «Королевский кодекс» (Codex Regius R2365), она и лежит в основе всех опубликованных изданий эддических песен. Впоследствии к сборнику были добавлены ещё несколько песен схожего характера, найденных в других источниках. Они настолько схожи по тематике и стилю с песнями Королевского кодекса, что были включены большинством издателей в эддические сборники. На настоящий момент большинство изданий включает тридцать четыре песни.

Из вышесказанного следует, что «Песенная Эдда», какой она нам известна сейчас, являет собой не единственное и цельное произведение, а скорее сборник случайных отдельных песен, в которых рассказывается либо о северной мифологии, либо о героических циклах, не являющихся частью традиционной истории Скандинавии или, в частности, Исландии. Очевидно, что многие песни были утрачены, на данный момент известно лишь 34 (из которых 29 содержатся в одном рукописном сборнике), по своей тематике и стилю серьёзно отличающиеся от остальных сохранившихся древнескандинавских песен, — они-то и объединяются под общим названием «Песенная Эдда».

Что значит это название? Существует несколько версий. Одна из наиболее ранних – что слово «Эдда» означает «Поэтика», что вполне подходит к исследованиям Снорри в области поэтического мастерства, однако плохо сочетается с содержащийся в его труде коллекции песен. Яков Гримм однажды указал на то, что слово «edda» встречается в одной из песен («Песни о Риге»), где его можно трактовать как «прабабушку». Однако поскольку в этом значении слово нигде более не встречается в скандинавской литературе, принятый когда-то по предложению Гримма перевод «Бабушкины сказки» совершенно неприемлем ни к песенному, ни к прозаическому труда. Эйрик Магнуссон выдвинул кажущуюся наиболее достоверной гипотезу о том, что «Edda» — это попросту падежная форма топонима Oddi. Одди – название поселения на юго-западе Исландии, где в течение многих лет жил Снорри Стурлусон, а также, как считается, и Сэмунд Мудрый.  Представляется весьма вероятным, что Снорри мог назвать свой труд «Книгой Одди», поскольку такой способ именования книг был широко распространён. Вполне возможно даже, что Снорри написал не одну книгу под таким названием, поскольку такова была традиция.

Вопрос же относительно того, имел ли Сэмунд Мудрый какое-либо отношение к составлению всего или части сборника, известного как «Песенная Эдда», остаётся открытым. Вполне вероятно, что всё-таки имел, хотя бы частично, так как он был старательным исследователем исландской культуры и истории и был знаменит на Севере своей учёностью. Однако работы его не сохранились, а поскольку он получил образование в Париже, скорее всего, писал он на латыни, а не родном языке.

Denmark a

2.     История

Итак, как следует из сказанного выше, о людях, сочинивших песни «Эдды» – слово «написавших» явно неприменимо в данном случае, – мы не знаем совершено ничего, кроме того, что некоторые из них, видимо, были искусными мастерами слова. К «народной поэзии» эти песни относятся разве только в том смысле, что некоторые из них отражают национальные верования и переживания. Они являются произведениями разных людей, причём большинство из них существовало в устной традиции задолго до того, как они были впервые записаны. На мифологических песнях лежит явный отпечаток языческой простоты, а поскольку христианство было повсеместно принято на Севере в начале XI в., песни о богах, по всей видимости, относятся к периоду до 1000 г. Согласно исследованиям лингвистов, их вряд ли можно отнести к периоду ранее IX в. (ничего в них, за исключением отдельных строк, аллюзий или оборотов, не соответствует известным формам, относящимся к периоду ранее 800 г.); в то же время другие учёные полагают, что как минимум часть песней можно датировать второй половиной VII в. Одна или две из героических песней датируются 1100 г., однако большинство, по-видимому, относится к периоду между 900 и 1050 гг. В целом предполагается, что большинство эддических песней обрели нынешнюю форму между 850 и 1050 гг. При этом важно учитывать, что они подвергались постоянным искажениям и изменениям в результате передачи из уст в уста из поколения в поколение, а также в письменной традиции, так что многие песни – как мифологические, так и героические – на которых основаны «Эдды», несомненно существовали на Севере задолго до 900 г.

Что же касается легенд, на которых основаны песни, то вопрос об их происхождении, в особенности применительно к песням о богах, вызывает серьёзные затруднения.  Какую часть устного материала мифологических песней можно назвать чисто скандинавской, ещё предстоит прояснить исследователям сравнительной фольклористики.

Мы знаем, что земли Скандинавии были заселены начиная с каменного века, причём связь времён здесь не прерывалась: вполне можно сказать, что большинство ныне живущих здесь народов были здесь всегда. Речь идёт, конечно, о тех народах, в период до наступления так называемой «эпохи викингов» не ушли из Скандинавии (как, например, бургунды, готы или ломбарды), а остались в ней. При этом до народов этих доносились вести о событиях, происходящих на Юге, в том числе в виде песней (песни завозились уже готовыми или слагались дома из сырья приходящих известий). Так и поступал к местным жителям материал для преданий и стихов.

iceland_kirkjufell_05

Важно при этом, что скандинавские условия резко отличались от тех, что этот материал породили: здесь не было роскошных, как на Юге, дворов или богатых королей, дабы поощрять поэтов и оплачивать их произведения; а запас исконной мифологии, верований и героических сказаний здесь обнаружился совсем иной. В результате эти мифы и сказания были переиначены, однако остались именно скандинавскими: от утраченного южногерманского наследия этот родственный пласт радикально отличался. С наступлением же эпохи викингов к этому материалу добавились новые истории, так что впоследствии между собой перемешались и сложились в единое целое легенды, народные сказки и героические предания разных времён и разного происхождения: местные доисторические, эхо событий на юге и местные времён эпохи викингов и позже.

Чтобы успешно отделить эти пласты друг от друга, необходимо понять тайну Севера и рассмотреть историю его народов и культуры. К сожалению, на настоящий момент достаточными сведениями об этом мы не обладаем, однако попытаемся рассмотреть то, что нам доступно.

21gots

По форме своей (возможно, это относится и к некоторым элементам содержания) эддическая поэзия исконно германская. Она характеризуется энергичной и ёмкой простотой, близостью к земле и обыденной жизни, наглядностью, яркой экспрессивной силой. При этом несмотря на присущий этим песням норвежский характер и атмосферу, не обошлось в них и без заимствований. Так, истории в героических песнях явно имеют иноземное происхождение: история о Хельги пришла из Дании, о Вёлунде – из Германии, оттуда же пришла большая часть материала песней о Сигурде (Зигфриде), Брюнхильд, сыновьях Гьюки, Атли (Атилле) и Ёрмунреке (Эрманарихе). Заимствованные, переосмысленные и пропитавшиеся норвежским духом истории Вёльсунгов, бургундов и гуннов, заняли в «Эдде» центральное место, обретя при этом наиболее совершенную свою трактовку: северное воображение расцветило их новыми красками, и проявились ассоциации с грозными и смутными фигурами северных богов. Важно также отметить роль готов, измысливших руны, подаривших Северу величайшего из северных богов и задавших, со своими врагами гуннами, ключевые темы для поэтов.

King  Haraldr hárfagri receives the kingdom out of his father's hands-islandskSaga

Эддические песни тесно связаны с историей и литературой периода с 850 по 1300 гг. На первый этап этого периода пришлось великие путешествия скандинавов, в частности, норвежцев. Важной вехой здесь является морская битва при Хафсфьорде в 872 г., когда Харальд Прекрасноволосый (Haraldr hárfagri) подчинил своей власти свободолюбивые земли Норвегии и сделался владыкой практически всей страны, где жило немало упрямых вождей и свободных землевладельцев, не желавших подчиняться властному конунгу. Многие представители знати тогда уплыли за моря. Это были времена набегов ужасных северян на Францию: например, в 885 г. Хрольф Пешеход (Ролло) взял в осаду Париж. Часть норвежцев отправились в Ирландию, где их соотечественники уже основали Дублин и где они держали в своей власти практически весь остров, пока Бриан Бору не пошатнул их власть в битве при Клонтарфе в 1014 г. Конечно же, наиболее значимой из всех этих миграций является в данном случае переселение в Исландию. Здесь, в полной независимости и удалённости от бушевавших в Норвегии разрушительных войн зародилась особая цивилизация, удерживаемая, однако, от вырождения в провинциальность путешествиями исландцев, которые держали их в постоянной связи с культурой Юга. Около 50000 норвежцев переселились в Исландию уже за первые 60 лет колонизации. При норвежском же дворе Харальда Прекрасноволосого в это время расцвела традиция стихосложения, которая на волне славы и богатства викингов вознеслась и была облагорожена в том, что касается художественной манеры и стиля.

200px-Olof_Overselo

300px-Peter_Nicolai_Arbo-Olav_Tryggvasons_ankomst_til_Norge

Времена при этом стояли особые: то был переходный период, когда местные языческие традиции и ритуалы, в том числе, например, blót, продолжали практиковаться; когда древних богов ничто новое ещё не вытеснило, хотя старая вера уже слабела. Новая, христианская, вера то одерживала победу над этой старой верой, то снова отступала.

Так, после гибели в 1000 г. потомка Харальда Прекрасноволосого короля-крестителя Олава Трюггвассона (Óláfr Tryggvason) Норвегия снова впала в язычество, чему быстро положил конец другой креститель – Олав Святой (Óláfr Digre), и полностью христианизировавши Норвегию и уничтоживший языческую традицию.

А поскольку скальдический стих и язык, равно как и мифологические песни, напрямую зависели от знания древних мифов как автором, так и читателем, то после окончательного утверждения на Севере христианства около 1000 г. стихосложение на основе языческой традиции в старой Скандинавии свой век отжило, сохранившись на какое-то время лишь в Исландии, где перемена носила более мирный характер и где стихи вообще когда-либо собирались и записывались. Сюда христианство принесло стабильность, в том числе в изучении наук, благодаря чему многие исландцы стали не только участниками, но также исследователями и летописцами истории. Большинство военных и политических вождей были также поэтами, именно они являются создателями большой части сохранившейся лирической поэзии, об авторстве которой нам достаточно хорошо известно. Также процветала повествовательная проза: у исландцев была страсть к рассказыванию и слушанию историй. После 1100 г. наступил век писателей. Эти «люди саги» собирали материалы, из поколения в поколение передаваемые из уст в уста, и фиксировали их в письменной форме.

Вот как это описывает Дж.Р.Р. Толкин:

Филологи и антикварии снова стали коллекционировать обрывочные, разрозненные фрагменты – в ходе возрождения XII-XIII веков. Возможно, правильнее было бы говорить не о возрождении силами антиквариев, но о милосердных похоронах. Это новообретённое благоговение заставляло соединять обрывки воедино, не вполне их понимая: на самом деле нам зачастую кажется, что даже мы понимаем их лучше. Безусловно, древняя религия и сопутствующая мифология как связное целое или нечто вроде «системы» не сохранилась вовсе и, со всей определённостью, не были доступны великому автору-прозаику, специалисту по метрике, антикварию и безжалостному политику Снорри Стурлусону в XIII веке. Сколь многое нынче потеряно, возможно оценить, ежели задуматься, как мало мы знаем даже об основных деталях исключительно важных храмов и их «культах» и жреческой организации в Швеции либо в Норвегии.

Дж.Р.Р. Толкин «Легенда о Сигурде и Гудрун» // Пер. С. Лихачёвой – М.: Астрель, 2012, с. 33-34

Подавляющая часть того, что у нас сохранилось от древнескандинавской литературы, возникла, таким образом, до того, как истории начали записывать и придавать им окончательную форму учёные (по большей части исландцы) в период между 1150 и 1250 гг.

Итак, собранную и записанную в период между 1150 и 1250 гг. литературу можно условно разделить на четыре группы:

  1. Саги – преимущественно прозаические повести, включающие все жанры, начиная от истории норвежских родов и первопоселенцев Исландии до волшебных сказок.
  2. Скальдическая поэзия – разнообразные хвалебные, триумфальные, любовные, жалобные и т.п. песни, характеризующиеся замысловатым языком и чрезвычайно образной речью.
  3. Эддические песни.
  4. Разного рода исследования.

Составленную ближе к концу этого периода (1222-1225 гг.) «Эдду» Снорри, как учебник требующей знания мифологии скальдической поэзии с фрагментами мифологических и героических песней, можно отнести сразу в третью и четвёртую группы.

Fenrir, оскал, переплетения, волк, 3248x2159

После 1250 г. начался стремительный упадок. Исландия утратила свою независимость, став норвежской провинцией. Впоследствии и норвежский трон был занят чужим, шведским королём. Чума и голод опустошили Север, извержения вулканов принесли разрушения в Исландию. Литература не вполне вымерла, но для неё настали чёрные дни: на смену выразительным исландским рассказам и героическим песням пришли переводы французских рыцарских романов. Поэты писали в основном доггерели, авторы-прозаики перестали черпать вдохновение в народной культуре. Богов и героев поглотил Рагнарёк.

Они возродились в XVI и XVII вв., когда были обнаружены немногочисленные осколки былого великолепия, спасённые от разрушительного влияния времени, как и произошло со «Старшей Эддой». И хотя и так лишь очень немногое удалось спасти от гибели в результате действия целого ряда факторов, в 1728 г. в Копенгагене случился ещё и пожар, от которого погибла значительная часть собранных материалов, в том числе и пергаментный список рукописи «Старшей Эдды». И хотя сама рукопись уцелела, великих северных богов и героев едва не постиг последний, окончательный Рагнарёк, в результате которого наши представления и познания о северной литературе оказались бы совершенно иными.

Сейчас же можно сказать, что где бы неизвестные авторы эддических песен ни черпали свой материал, жили они в Исландии и Норвегии в последние века язычества и трактовали его в духе и в стиле своих стран и своего времени. Здесь я снова не удержусь и процитирую Толкина – не только и не столько от большой к нему любви, сколько потому, что лучше мне сформулировать всё равно не удастся:

Не так значимы имена персонажей или происхождение отдельных подробностей… как сама атмосфера, стиль, колорит. А они лишь в малой степени обусловлены происхождением сюжетов: они главным образом отражают эпоху и страну, где песни были сложены. И не будет большой ошибкой взять для этих песней в качестве физического и социального фона – горы и фьорды Норвегии и жизнь в небольших поселениях в этой разобщённой земле – жизнь особую, сочетание сельского хозяйства с дерзкими морскими походами и рыболовством. Что до времени, это – пора заката особой, неповторимой языческой культуры, не слишком продвинутой в материальном плане, но во многих аспектах высокоразвитой; культуры, которая обладала не только (в определённой степени) организованной религией, но и богатым запасом частично упорядоченных и систематизированных легенд и поэзии. Это – дни заката верований, когда мир разом изменился, и юг запылал огнём, и сокровища его, добытые в бою, обогатили деревянные чертоги северных вождей, и чертоги заблистали золотом.

Дж.Р.Р. Толкин «Легенда о Сигурде и Гудрун» // Пер. С. Лихачёвой – М.: Астрель, 2012, с. 40-41


29 марта 2014 Ульяна Сергеевна | Пока нет комментариев


Скандинавская мифология. Конспект урока 2, посвящённого богам и сотворению мира

Продолжаю конспектировать уроки курса. Разумеется, то, что я пишу, вряд ли можно назвать «конспектами» в строгом смысле этого слова – по крайней мере, применительно к содержанию непосредственно уроков, однако более точное определение заняло бы слишком много места. К тому же, я и правда конспектирую – содержание урока и дополнительных материалов, с которыми знакомлюсь по мере прохождения. Так что и дальше буду использовать это слово.

В этом уроке речь шла, как следует из названия, о богах, а также об этиологическом мифе.

 

1. О переплетении героического и мифического

Предыдущий урок заканчивался кратким обзором рунической письменности. Как уже говорилось, большая часть памятников, содержавших образцы такой письменности, представляет собой рунические камни. Часть таких камней рассказывает каком-то историческом событии/событиях народных героях, в которые нет-нет, да и вмешиваются северные боги.

 

Так, Один появляется почти во всех решающих моментах истории о Вёльсунгах: он – прародитель этого рода, это он привел Сиги в безопасное убежище; это он воткнул знаменитый меч Синфьётли, Сигмунда и Сигурда, получивший впоследствии имя Грам, в дерево Барнсток, сказав, что только тот, кто сможет его вынуть, сможет им владеть; это он забрал тело погибшего Синфьётли на свою лодку; это он отнял у Сигмунда его силу, раздробив Грам; он помог Сигурду найти коня Грани, он же подсказал, как лучше убить свирепого дракона Фафнира; он погрузил в сон прекрасную Брюнхильду…

 

Вообще вся эта история пронизана общим для многих европейских мифологических систем мотивом: отдельные избранные представители рода человеческого могут сражаться плечом к плечу с богами (вспомнить битву Хельги и Хубрудда, битву Сигмунда и Люнгви и т.д.).

2. Боги против чудовищ

В первом уроке упоминалось о том, как Тор отгоняет своим молотом инеистых великанов – древних мрачных врагов людей и богов, олицетворения суровой стихии, несущей холод и смерть всему живому. Тор борется и с другими чудовищами, и свидетельства об этом также обнаруживаются на рунических камнях.

 

Когда наступит Рагнарёк, рыжебородому асу предстоит сразиться с Ёрмунгандом, Змеем Мидгарда, победить его и погибнуть самому.

Однако и до Рагнарёка встречался Тор с этим чудовищным змеем, порождением Локи.

Известна, к примеру, история о том, как однажды Тор отправился на рыбалку с великаном Имиром, заплыл дальше положенного, насадил на крючок голову самого крупного быка гиганта и поймал на эту наживку самого Ёрмунганда. Имир так перепугался, увидев голову чудовища, что обрезал леску, однако вошедший в раж Тор бросил вслед уходящему в морскую пучину змею свой молот. С краткой версией этой истории можно ознакомиться здесь.

Как следует из этой истории, Тор довольно легко справился со змеем, однако мёртв ли змей или всё ещё жив, угрожая искателям приключений, посмевших забраться чересчур далеко, и дожидаясь страшных событий Рагнарёка – это миф оставляет решать каждому, кому как нравится.

 

Одно из «документальных» свидетельств этого мифа – Альтунский рунический камень из Упланда (Швеция):

stone737

 

3. Пантеон

Пантеон богов в древнескандинавской мифологии достаточно обширен, однако из всех существующ(овавш)их богов, двое – Тор и Один – играли наиболее значительную роль, поскольку были самыми могущественными и принимали наиболее активное участие в жизни людей.

Боги делились на две категории – асов и ванов — и находились в состоянии постоянной вражды с более древними существами — ётунами, (великанами).

В нижеследующей таблице перечислены не все боги – я включила только тех, о которых шла речь в уроке.

2014-03-10_200745

Последние три существа в таблице, как и собственно все ётуны, к богам не относятся, но играют крайне важную роль в космогонической системе древних скандинавов. Помимо них можно также выделить еще нескольких особенно значительных существ:

  • норны, определяющие судьбы;
  • гномы (дверги) – «чёрные эльфы»;
  • эльфы;
  • валькирии, определяющий исход сражение путём вмешательств в них, а также уносящие павших воинов к Одину в Валгаллу, о ещё которой пойдет речь ниже.

 

4. Миф о сотворении мира

Ётуны – не только древнейшие существа, олицетворение суровых стихий и вечной угрозы всему живому – они также и начало всего сущего. Вот как это можно описать.

 

1. Пустота

Вначале было только два места: тьмы и льда на севере и огня и света на юге (Муспель). Между ними была пустота, которая называлась Гиннюнгагап. Соединялись эти места мировым древом Иггдрасилем. 

2. Имир

В пустоте Гиннюнгагап смешивались жар и хлад двух вышеупомянутых мест. От такого смешения возникла влага и начала зарождаться жизнь – так появилось первое существо – злобный инеистый великан Имир. 

3. Великаны

Имир лег в Гиннюнгагапе и произвёл из своих подмышек великана-мужчину и великана-женщину и еще одного великана из своей ноги. Так возникла раса инеистых великанов. 

4. Корова

В результате таяния льда появилась гигантская корова Одхюмла, из вымени которой потекли молочные реки. 

5. Бюри

Корова эта питалась, слизывая лёд с ледяных глыб. Из одной из таких глыб постепенно проступил мужчина по имени Бюри Сильный. 

5. Боги

Бюри родил Бура, который женился на Бэстле, дочери одного из инеистых великанов. Они родили Одина, вили и Ве. 

6. Мидгард

Один, Вили и Ве убили Имира (и всех остальных великанов, кроме спасшегося со своей семьёй Бергельмира), и в пустоте Гиннюнигагап сотворили из частей его тела мир в таком порядке:

  • тело – твердь;
  • кровь и пот – океаны;
  • кости – горы;
  • брови – суша;
  • зубы и челюсти – камни и галька;
  • мозг – облака;
  • череп – небосвод.

Небосвод наказали держать за четыре конца гномам: Норди, Сюрди, Остри и Вестри. Примерно так:

2014-03-10_201118

Это, конечно, кое-что напоминает (North, South, East, West – север, юг, восток и запад, соответственно). 

Затем Один, Вили и Ве взяли искры из Муспельхейма, принесли их в Гиннюнгагап и сотворили из них солнце, луну и звёзды. 

Так появился Мигдард, Срединный мир. 

 

7. Люди

Потом боги нашли обломки деревьев – ясеня и вяза – и создали из них мужчину и женщину, соответственно. Один вдохнул в людей жизнь, Вили наделил их разумом, а Ве вложил в их уста речь, дал способность видеть и слышать.

Мидгард, мир под сенью ясеня Иггдрасиля, стал миром людей. С миром асов он соединяется мостом под названием Бифрёст, то есть радугой, по которому боги (кроме Тора, который так тяжёл, что мост его не выдерживает, — он путешествует в собственной колеснице) перемещаются туда и обратно. А снаружи рыщут жестокие великаны… 

 

Посыл мифа, очевидно, в том, что Земля была создана насильственным путём из сущностей первобытной действительности, дух которой до сих пор в ней живёт. В мире витает дух расчленённого Имира, а это значит, что он обречён пройти через череду жестоких столкновений между различными уровнями творения и завершиться после глобального катаклизма, известного как Рагнарёк. 

 

5. О загробной жизни

Выше описано, откуда, согласно представлениям древних скандинавов, люди появились. При этом каждый верил, что уйти ему уготовано в Валгаллу — огромный дворец Одина в Асгарде, в каждую из пятисот сорока дверей которого могли пройти в ряд восемьсот воинов, со златой крышей, скамьями, сделанными из искусно изготовленных доспехов, и стенами из сияющих пик. 

Описание Валгаллы отражает, насколько высоко ставили люди Севера воинскую доблесть и смерть в бою. Войну и битву они считали не просто неизбежной, но славной. Всю свою жизнь они тренировались, учились, готовились к сражениям, а смерть в них считали волей богов, которые и сами были великими и славными воинами, сражавшимися в величайших из известных описанных битв. 

——————

 

По второму уроку всё, тест сдан (9/9), следующий урок буду проходить уже в конце недели. В завершение прилагаю видео, в котором более подробно рассказано о сотворении мира, пантеоне и Рагнарёке.

 

 


10 марта 2014 Ульяна Сергеевна | 2 комментария


Скандинавская мифология. Конспект урока 1, посвящённого обрядам древних скандинавов

Представьте, что сейчас поздняя весна, которая скоро перейдёт в лето. Деревья уже оделись в зелень и начинают цвести. Вы идёте по средневековым деревушкам северного европейского городка. Вы слышите, как куётся в мечи металл, как стучат копытами кони, как носится по округе детвора. Язык, на котором здесь говорят, звучит грубовато, но добродушно. Люди много и громко, от души, смеются. Вот какой-то человек задел вас своей телегой, доверху наполненной копчёной рыбой. В ноздри вам ударяет запах соли и слегка испорченного мяса. Вы проходите длинные каменные дома с крышами, покрытыми дёрном. Над ними вы видите огромные могильные холмы, выступающие из земли, а ещё дальше, чуть в стороне, – гигантское деревянное здание, окольцованное золотой цепью. Несомненно, это какой-то храм. Вы идёте к нему, минуя хижины, и оказываетесь в прекрасно ухоженной тенистой роще.

Приблизившись к храму, вы видите внутри три больших статуи: внушительную фигуру мужчины с чем-то похожим на перевёрнутый крест в руках между двумя другими божествами. Вы наткнулись на Храм Уппсалы, одно из священнейших мест Севера, и теперь смотрите на изображение Тора, стоящего между Одином и Фрейем. Повернувшись к двери, вы видите, как сюда собираются люди, как сгоняют в рощу скот и возводят кострища. Сегодня вечером народ будет отмечать важное событие, закалывая животных и даже вешая собственных товарищей на деревьях возле храма. Прошло девять лет с последнего Вальпургиева празднества – дани почтения девяти дням, в течение которых Один висел на Мировом древе Иггдрасиле…

Vikings-temple

*** 

Итак, 8 марта отмечено (с праздником, пусть теперь уже с прошедшим, всех дам!), а я, как писала позавчера, записалась на курс скандинавской мифологии и прошла первый урок. Отписываюсь.

  I. Формат 

  1. Выполняется ряд необязательных, но желательных заданий (представиться, ознакомиться со структурой и особенностями прохождения курса, навигацией и т.п.). 
  2. Открывается первый урок, представленный в виде иллюстрированного текста со ссылками на дополнительные материалы (книги и статьи). Фактически это длинная статья с библиографическим списком. Эту статью можно сохранить, распечатать, читать сколько угодно времени (правда, не стоит забывать, что это «сколько угодно» ограничивается шестью месяцами с момента оплаты) – никакой спешки. 
  3. После прочтения урока-статьи можно в любое удобное время выполнить обязательные здания и пройти тест. Возвращаться к материалам урока можно сколько угодно раз. 
  4. Каждый новый урок открывается только после полного завершения предыдущего (следующий урок недоступен до тех пор, пока не будет пройден предыдущий и пока по нему не будут выполнены обязательные здания и сдан тест). 
  5. Выполненные задания и тесты просматриваются и оцениваются инструктором (мои пока в статусе ожидания проверки). 
  6. Предусмотрено несколько вариантов обратной связи: оценка урока, общение на форуме, личное сообщение автору, личное сообщение инструктору.  

II. Содержание урока  

1. Введение 

Описание атмосферы древнескандинавского города и знаменитого Храма в Уппсале. Этика, авторское право и ряд других соображений не позволяют выкладывать перевод всего урока, однако я посчитала возможным привести наверху перевод этой части (весьма, впрочем, вольный) для того, чтобы передать эту удивительную атмосферу.  

Здесь необходимо добавить кое-что про сам Храм (привожу компилированную информацию из дополнительных материалов к уроку и нарытого самостоятельно). 

Olaus Magnus Historia om de nordiska folken

Храм в Уппсале – языческий храм, посвящённый северным богам. Вероятно, сначала это была священная роща, небольшой девственный лес, где впоследствии был выстроен деревянный храм ОдинаФрейя и Тора. (Daly, Kathleen N. «Norse Mythology A to Z», NY: Infobase, 2009, pp.109-110)

В энциклопедии кельтской мифологии говорится, что кельты обычно использовали в качестве культовых центров естественные элементы ландшафта, при этом чаще всего местами расположения святилищ были священные рощи. («Кельтская мифология. Энциклопедия» / Пер. с англ. С. Головой и А. Голова, Эксмо, 2002). Видимо, подобная практика была распространена и у древних скандинавов.

Согласно датскому историку Саксону Грамматику и немецкому историку Адаму Бременскому, в этой священной роще совершались жертвоприношения, в том числе человеческие: каждые девять лет людей и животных вешали на ветвях дерева, чтобы почтить Одина и память о девяти днях его страданий на мировом ясене Иггдрасиль — страданий, которым сам себя подверг, дабы постичь тайны рун.

Вот как это описывается у Адама Бременского:

Около этого храма растёт большое дерево с раскидистыми ветвями, вечно зелёное и зимой, и летом, и никто не знает, какова природа этого дерева. Этот храм опоясан золотой цепью, которая висит на склонах здания и ярко освещает всех входящих. Храм расположен на равнине, которая со всех сторон окружена горами наподобие театра, и расположено недалеко от города Сигтуны [Бирки].

OdinThorFreyFinalВ этом храме, который целиком изготовлен из золота, находятся статуи трёх почитаемых народом богов. Самый могущественный из них — Тор — восседает на троне посреди парадного зала; с одной стороны от него — Водан, а с другой — Фрикко. Их полномочия распределяются следующим образом: «Тор, — говорят шведы, — царит в эфире, управляет громом и реками, ветрами и дождями, ясной погодой и урожаями. Второй — Водан, что означает «ярость», ведёт войны, даёт людям мужество в битвах с врагами. Третий — Фрикко — дарует смертным мир и наслаждения. Последнего изображают с огромным фаллосом. Водана же шведы представляют вооружённым, как у нас обычно Марса. А Тор со своим скипетром напоминает Юпитера. Они также почитают обожествленных людей, даря им бессмертие за славные подвиг…

Ко всем их богам приставлены жрецы, которые от имени народа приносят им жертвы. Если грозит голод или мор, они приносят жертвы идолу Тора, если война — Водану, если грядут свадебные торжества — Фрикко. Они также имеют обычай каждые девять лет проводить в Упсале общее для всех шведских провинций торжество.
Жертвоприношение происходит следующим образом: из всей живности мужского пола в жертву приносят девять голов; считается, что их кровь должна умилостивить богов. Пиры и подобного рода жертвоприношения справляются в течение девяти дней. Каждый день вместе с животными в жертву приносят одного человека, так что всего за девять дней в жертву приносятся 72 живых существа. Это жертвоприношение происходит около дня весеннего равноденствия. А тела этих животных развешивают в ближайшей к храму роще. Эта роща столь священна для язычников, что даже деревья её, согласно поверью, становятся божественными благодаря смерти и разложению жертв.

(Адам Бременский. Деяния архиепископов Гамбургской церкви. Книга IV, 26-27. Пер. с лат. И.В. Дьяконова //Адам Бременский, Гельмольд из Босау, Арнольд Любекский. Славянские хроники. М., 2011. С. 108-109. Схолии — с. 128-129 )

Что ж… Нас с людьми описываемой культуры разделяет бездна, и понять их, особенно глядя сквозь призму мнений далеко не всегда свободных от предвзятости и почти всегда выражающих суровое осуждение историков древности, также принадлежавших к совсем другой культуре, сложно. Это вопрос, который требует отдельного изучения, вопрос о других идеалах и других ценностях. И к ним тоже можно относиться с уважением, даже не разделяя их. 

 

2. Пара слов о популярности северных богов в современной культуре 

Здесь, собственно, и добавить-то нечего: слышали мы и об американских комиксах о Торе, и снятых по ним фильмах, и об играх вроде Dragon Quest и Final Fantasy, и о пэйган-металле, и о Рихарде Вагнере, и об огромном количестве литературы жанра фэнтези, где то и дело появляются персонажи скандинавской мифологии, и о Гэндальфе, старом мудреце в широкополой шляпе с посохом, так до боли напоминающем странника со множеством имён, одно из которых – Один.  

 

3. Календарь древнескандинавских праздников 

Не только из книг, фильмов и комиксов доносятся до нас голоса древних богов – несколько раз в год мы, порой о том и не догадываясь, справляем древние ритуалы.  

Эта часть урока основная, ей уделено больше всего внимания. Чтобы легче было запомнить, что когда, сделала иллюстрацию:

2014-03-09_132059

По этому рисунку видно, что календарь у древних скандинавов имел чёткое деление на зиму и лето. Основные праздники отмечались во время солнцестояния и равноденствия – соответственно, это Праздник летнего солнцестояния и Юль (зимнее солнцестояние), Остара и Зимние ночи (весеннее и осеннее равноденствие). Календарь следовал солнечному году, при этом лето начиналось в весеннее равноденствие, а зима – в осеннее, которое при этом было главным праздником в году.  

А вот подробное описание всех указанных на рисунке празднеств:

————— ————— —————

Зимние ночи / Vetrnætr 

Ts7F115472

Это конец лета, начало зимы, когда люди Севера оставались в своих землях и охотились. Период летних путешествий и торговли завершён. 

Скандинавы, пируя, вспоминали своих предков и ворожили, чтобы узнать, что их ждёт в следующем году. 

 

 Юль / Jul (Yul)

Скандинавский Новый год, который праздновался 12 ночей и посвящался Ингви Фрейю. В это время солнце перерождается, начинает снова дарить миру тепло и свет. Это время конца всего, время, когда мёртвые ходят по земле. День становится длиннее, возрождается, надежда. 

Вечером 20 декабря Один начинал Дикую Скачку. Утром дети наполняли свою обувь овсом и сеном и оставляли на улицах, чтобы накормить Слейпнира, жеребца Одина. Взамен они получали какое-нибудь угощение. 

Католическое рождество отмечается в то же время года, при при этом дети вывешивают носки, оставляют угощения для Санты и его оленя, ожидая получить взамен подарок. 

Обмен подарками в рождественское утро, зажигание рождественской ёлки, венки из омелы – всё это традиции, дошедшие до нас со времён празднования Юля. 

Торраблот / Þorrablót

Thor_vs_the_frost_giants

 

Когда в январе восходила первая полная луна, люди Севера чтили Тора, ответственного за наступление весны.

Тору приносили жертвы, чтобы он ускорил приход весны своим молотом: с его помощью он побеждал инеистых великанов, изгоняя их из Мидгарда и позволяя теплу, наконец, вернуться. 

 

Дистинг / Disting

В это время ведётся подсчёт поголовья скота и материальных благ – это часть ритуала. Земля готовится к весне и росту, поля благословляются и подготавливаются к засадке. 

Остара / Ēostre 

painted-eggs

 

Здесь можно вспомнить Пасху (Easter – от древнеангл. Ēastre/Ēostre от прагерм. Austrō от праинд.евр. *hzewes /-*awes = «светить»/): то же время, то же имя, традиции празднования похожи на Остару так же, как рождественские – на Юль. Например, обычай раскрашивать яйца в честь весны: в Остару яйца раскрашивались, чтобы почтить богиню весны и плодородия. 

Вальпургиева ночь

Это празднество подробно описано в пункте 1 и во вступлении. 

Один, носящий, помимо прочих, имя Повешенный, провисел на Миром древе девять дней, и в последний день увидел свет рун и умер. Тогда свет совершенно покинул планету. Это было празднество тьмы и воспоминаний о жертве Одина. 

Здесь важно сделать следующую оговорку. Название «Вальпургиева ночь», как я понимаю, пришло уже позже, с принятием христианства, поскольку Вальпургий Вальпургием, но какое же отношение он имеет к девяти дням страданий Одина на Иггдрасиле? Логичнее предположить, что название этого фестиваля также содержало одно из имён Одина и слово «blót». Однако в данном случае влияние извне оказалось столь сильным, что установить прежнее название празднества очень сложно, если возможно вообще. Впрочем, Один был такой шутник и любитель носить разные имена, что, возможно, это ещё одна из его шуточек. 

Итак, в последнюю ночь света не стало. Но ровно в полночь скандинавы разжигали кострища, празднуя возвращение света и возрождение Одина. Эта ночь знаменует конец Дикой Охоты и начало лета. 

Кроме того, эта ночь была последней в череде зимних месяцев, когда мёртвые ходят по земле. Поэтому в эту ночь они были особенно активны. Это сближает празднование с Хэллоуином (Самхайном). 

Тримилси / Thrinmilci 

Праздник радости, веселья и плодородия: весна наконец по-настоящему пришла в холодные страны Севера. 

Летнее солнцестояние / Miðsumar 

Летнее солнцестояние – самый длинный день в году, солнце светит особенно ярко и жарко. Для северных культур это очень важное время. Это время торговли, пиршеств, деятельности. Интересно, что культура древних скандинавов предполагает двусторонность: где есть повод для радости, есть повод и для печали. Солнце сейчас в своей полной силе, но сила эта именно сейчас же начнёт убывать. Празднующие празднуют, одновременно задумываясь о подготовке к зиме. 

Литасблот / Lithasblót 

l207113286

 

Праздник урожая, посвящённый Урде, норне, чьё имя означает «судьба» и часто связывается с прошлым. В это время года приносятся благодарности земле за урожай. Изобилием делятся, деньги еда отдаются бедным.

Хлеб выпекается в форме солнца, а потом отдаётся или преломляется с другими. 

 

Мабон / Mabon

Последний праздник в году, когда заготавливается вино и мёд, большая часть которых пойдет на празднование Зимних ночей. Мабон тоже считается блотом, просто не столь масштабный и значительный, как перечисленные выше. 

————— ————— —————

Как видно, какие-то празднества (обычно те, что заканчиваются на «blót» = «подношение богам») были посвящены конкретному божеству – в этих случаях обязательно совершались жертвоприношения (животные, пища, другие подношения) и устраивались самые обильные пиршества; другие никаким богам в частности посвящены не были, или об этом не сохранилось никакой информации, но были не менее важны, чем первые. Типы празднеств в котором определялись сезоном: зиму проводили дома в раздумьях, гаданиях, воспоминаниях о предках и с надеждой на новый сезон торговли; летом занимались торговлей, путешествиями и сельским хозяйством. 

Очень интересный и насыщенный цикл, по-моему.

 

4. О тесном переплетении истории и мифологии у древних скандинавов 

Здесь речь о том, что древние скандинавы настолько глубоко чтили своих предков и так сильно верили, что предки эти после смерти общались с богами, что описания того, что вполне может оказаться реальными историческими событиями, совершенно перемешались с мистическими, воображаемыми историями о несуществующих землях, чудовищах и свирепых богах. Из-за такого смешения северные жрецы выполняли функцию не только духовных лидеров, но ещё и своеобразных историков, обучая народ не только урокам, полученным от богов, но и урокам прошлого, полученным от предков. 

 

5. О связи с тевтонской мифологией и христианством 

Считается, что скандинавская мифология входит в состав мифологии тевтонской, куда включаются верования и мифологические представления северо-западной Европы во времена Средневековья. При этом скандинавские языческие традиции сохранились полнее других, не исчезнув полностью с принятием христианства, а органично в него вплетясь. 

 

6. О рунической письменности

Письменность у древних скандинавов практиковалась не очень активно, но при этом не была достоянием исключено священнослужителей. В настоящее время известно три рунических алфавита, сменявших друг друга на протяжении тысячи с лишним лет (100-1100 н.э.), при этом от памятников с первыми двумя сохранилось совсем немного. Это можно представить в виде следующей диаграммы:

2014-03-09_132200

Многие такие надписи обнаруживаются на том, что принято называть руническими камнями, — больших плоских валунах, выступающих из земли. Буквы на них их напоминают буквы латинского алфавита, который затем заместил руны полностью. Вот один из самых известных примеров:

220px-Rökstenen

Вот и всё по первому уроку.

Пока я это писала, пришли результаты теста: всё верно. Можно двигаться дальше.

Между тем  во вторник будет вебинар по литературному переводу. Посмотрим-послушаем.


9 марта 2014 Ульяна Сергеевна | Пока нет комментариев


Пятничное короткое о дыхании, обучении и множестве «в»

Всегда интересно и полезно знать, чем «дышат» ученики.

Ведь это очень помогает и нужное слово на уроке ввернуть, и пример попонятнее привести (сразу и интереса больше, и правило любое усваивается в разы быстрее и лучше, — ну, в общем, это всё давно прекрасно описано как в литературе специальной, так и в текстах более широкого хождения). Важнее всего, что благодаря этому удаётся наладить тёплые отношения с обучаемыми.

Вот, например, в одной из групп девочка пишет истории — слегка мрачноватые, но очень выразительные; две девочки в другой активно занимаются акробатическим рок-эн-роллом. В той же группе один мальчик серьёзно увлекается спортом и намерен стать знаменитым хоккейным вратарём — каждый раз перед своими уроками он приходит на полчаса раньше, и мы с ним обсуждаем наших хоккеистов; другой в одиннадцать лет пишет простейшие (пока!) компьютерные программы.

В самой младшей группе мальчик семи лет моделирует самолёты — одну модель сегодня получила в подарок, мы её на переменке очень весело гоняли по классу. Вот такую:

OLYMPUS DIGITAL CAMERA

 

В связи же с тем, что и я тоже кое-чем «дышу», то и себе самой сделала сегодня маленький презент: откопала в сети курс под названием «Norse Mythology» (проходить его можно в любое время в течение полугода – очень удобно, я считаю), благополучно на него записалась и теперь планирую, как буду его проходить. Время на его прохождение распределяю, то бишь.

Всего там предлагается восемь уроков, посвящённых скандинавским богам, Эддам, сагам и другим текстам, истокам скандинавской мифологии, а также их отражению в искусстве и месту в мире, в том числе современном. В программе пишут, что никаких предварительных знаний для прохождения этого курса не требуется, а все материалы будут предоставлены во время уроков в виде ссылок. В конце каждого урока значится проверка усвоения пройденного материала, а по завершении нужно ещё сдать нечто вроде «итогового экзамена».

В таком формате и режиме курсов мне пока проходить не доводилось — вот и узнаю.

В UPD: прошла первый урок, называется «Norse Worship». В нём после замечательного введения в атмосферу через описание Храма Уппсалы приводится календарь праздников и обрядов древних скандинавов вместе с указанием на их перерождённое бытование в праздниках нынешних, хорошо нам знакомых; обрисовывается связь с тевтонской мифологией и трансформация под влиянием христианства; даётся небольшой обзор рунической письменности. Выполнила все задания — пока несложные, — тут же сдала экзамен, жду теперь результатов. Волнуюсь.


7 марта 2014 Ульяна Сергеевна | 2 комментария



Страница 1 из 212