Итак, сегодня я завершаю повествование о Мйадвейг, дочери Мани (начало и продолжение).
Сегодня без картинок, потому что карандаш за эти дни до рук не допрыгнул.
Ниже, уже после сказки – кое-что о самой сказке.
* * *
Вот, пошла как-то Мйадвейг купаться с челядинкою своею, да позабыли они взять с собою мыло, посему послала Мйадвейг челядинку за мылом, сама же осталась ее дожидаться. Вдруг, откуда ни возьмись, предстала пред нею женщина неизвестная в одеждах дорогих, но худых да поизношенных; поклонилась в ноги жене конунга и выразила глубокое почтение свое. Поприветствовала ее Мйадвейг ответно да распознала по речи да манерам, что женщина та была не простая, но, знать, в большой нужде оказавшаяся. Что поведала женщина Мйадвейг о беде своей – того не знаю и не ведаю, ведомо только, что попросила она в завершение речи своей обменяться нарядами с женою колец дарителя, дабы не зазорно ей было на люди показаться, и согласилась жена конунга.
Обменялись они нарядами, и в тот же миг произнесла неизвестная таковы слова колдовские темные:
– Ныне я повелеваю и заклятье налагаю: да станем я и Мйадвейг и челом, и станом, и всей наружностью своей одинаковы, дабы впредь ни одна душа живая не могла нас различить, и да отправится Мйадвейг сей же час в заключение к брату моему на веки вечные.
И пропала Мйадвейг, и заняла незнакомка вероломная место ее в конунговой вотчине, о подмене же никто не прознал и не догадался.
Сказывают, что когда забирал сын конунга Мйадвейг из убежища ее, столь очарован был ее жилищем расчудесным, что перенес он посредством умений своих колдовских магических в вотчину свою все жилище то целиком без изъятия; и стало оно отнележе покоями супружницы его.
И доколе шло все хорошо да должным образом, оставалось все в жилище том как прежде дивным и прекрасным:
К морю там ручьи стремятся,
Птички больше не щебечут,
Плачет в голос да не спит.
И пошло от той поры все не так в конунговой вотчине.
Долго ли, много ли времени шли дела таким образом – того не знаю и не ведаю; скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Довелось же как-то раз пастуху одному у моря прогуливаться. Там под скалами отвесными улицезрел он дом стеклянный из моря выступающий, в цепи железные закованный, великаном ужасным удерживаемый да великаном тем обратно в море заталкиваемый; а в доме том – женщину, как две капли воды на жену конунга Мйадвейг похожую.
И так поражен был пастух зрелищем этим, что он встал он столбом у ручья и погрузился в раздумья глубокие. Пока же он так стоял да раздумывал, вышел к ручью ребятенок малой да стал набирать из него воду в бочку, его самого размерами превосходящую. Пожалел пастух ребятенка, помог ему бочку водою заполнить, снял с перста своего колечко простое да отдал ему. Обрадовалось дитя подарку, поблагодарило человека да мигом скрылось за ближайшим камнем.
Из-за камня же вскорости вышел гном почтенный с бородою седою, в косу заплетенною, поприветствовал пастуха поклоном низким, поблагодарил за помощь, чаду его оказанную, да спросил, чего взамен пастух пожелает. Попросил тогда пастух поведать ему об увиденном им в море под скалами. Отвечал гном почтенный, что видел пастух в доме стеклянном Мйадвейг, жену конунга, и что прячет ее огр безобразный от всякого взгляда людского, и что заняла ее место в вотчине конунга сестра того огра, великанша огриха. Паче того поведал гном, что де обещался огр дать Мйадвейг дозволение показаться четырежды на берегу морском в доме своем и что де будет она вызволена, ежели удастся кому-либо вырвать ее из когтей огрьих во время такого появления; однако появлялся уже дом на берегу на сей день в раз третий, посему быть назавтра разу последнему. Испросил тогда пастух у гнома совета, как же вызволить Мйадвейг из заточения ее. Принес ему гном секиру вострую да напутствовал, что де следует ею цепь разрубить, едва покажется из моря дом стеклянный на день следующий.
Провел пастух всю ночь оную под камнем, на день же следующий отправился к месту, где должен был проступить из воды домик стеклянный с узницею, в нем заточенною. Лишь только показался домик под скалами, как, ни мгновенья не теряя, разрубил пастух цепь секирою – да с такою легкостию, словно то была не цепь железная, а скир овечий. Появился тогда из-за скал огр свирепый взбешенный, дабы растерзать в лютой ярости наглеца, цепь разрубившего. В тот же миг выскочил невесть откуда гном перед огром, достал мешочек маленький, да и высыпал в гнусную морду огрову его содержимое. Ослеп огр, рухнул со скалы на камни острые, да так и умер.
Пастух же оставил Мйадвейг под камнем гномьим, пришел к конунгу, поклонился и держал речь и поведал конунгу, что де восседает подле него не жена его законная, а огриха коварная, змея подколодная. Повелел тогда конунг приложить к ноге супружницы дощечку рунную, и обернулась она тотчас же великаншей мерзопакостной. Рассказала она тогда, конунгом понужденная, как обошлась с женою его да что с нею сделала, да где жил брат ее, да что вторая жена короля Мани приходилась ей сестрою кровною. И сказала еще, что сделала так, дабы отмстить Мйадвейг, жене конунговой. Осерчал конунг неимоверно, разметал громы и молнии да приговорил лиходейку гнусную к казни постыдной безжалостной.
И спросил тогда пастух колец дарителя, каковую награду пожалует он вызволившему Мйадвейг из заточения, и ответил конунг, что пожалует тому горы золота, титул ярла приближенного и отдаст в управление фюльке богатую. Отыскал тогда пастух Мйадвейг под камнем гномьим, привел к конунгу, и была у них встреча столь радостная, что ни в сказке сказать, ни пером писать.
И стало все в вотчине по-прежнему и пошло своим чередом. В хижине же Мйадвейг:
Вновь баранчики резвятся,
Вновь закатом красен вечер;
В своей люльке сладко спит.
С той поры жила Мйадвейг счастливо да мирно до самой старости глубокой, и на сем заканчивается сказка о Мйадвейг, дочери Мани.
Как уже было сказано, эта история – исландская версия истории о Золушке. В той же зеленой Исландии у нее есть аналог, приведенный в сборнике Олафюра Давидссона «Þjósögur» («Легенды»): сказка о Хельге, дочери Карла (Helga Karlsdóttir), которая совершенно очевидно является историей о Золушке с очень небольшими изменениями, на основании чего можно судить о ее сравнительно недавнем появлении в Исландии.
История Мйадвейг – другая версия той же самой истории, однако, очень сильно отличающаяся от того, что можно найти на других европейских языках, и обладающая специфично исландским характером. Судя по всему, она просуществовала в Исландии очень долгое время, очень вероятно, что сага пятнадцатого века под названием «Vilmundar saga viðutan» («Сага о Вильмундаре Неотсюда») основана на этой истории.
Исландская народная сказка повествует о Мйадвейг, дочери Мани (Mjaðveig Mánadóttir), которая сбежала от своей мачехи и нашла убежище далеко от людского жилища: согласно одной версии – на берегу полуострова, у самой кромки моря, по другой – в лесной хижине, защищенной магией так, чтобы ее не обнаружили преследователи. Ее убежище описано в этом маленьком стишке:
og þá fer hrútur úr reyfi sínu.
|
там барашек сбрасывает шерстку.
|
Первая строчка про кукушек со временем проникла в старый норвежский стишок:
langt burt i djupe dalar,
der er saa godt aa gjæta,
|
далеко в глубокую долину,
|
Средневековый датский стих, первая запись о котором датируется шестнадцатым веком, говорит о человеке (духе), искушающем женщину такими словами:
Jeg skal före dig til den Ö
som du skal leve og aldrig dö,
der synger ikke andre Fugle end Gög,
der gror ikke andet Græs end Lög.
|
Я заберу тебя на остров,
где будешь жить, не умирая,
где не поют другие птицы, кроме кукушек
где не растет иной травы, кроме лука.
|
Благодаря этим стихам можно утверждать, что история о Мйадвейг появилась в Исландии как минимум в Средние века.
Имя Мйадвейг не найти ни в одной церковной книге, ни один исторический источник не скажет нам, где же она жила: это волшебная сказка. Предположительно являясь искаженным вариантом другого (возможно, кельтского) имени, оно известно исключительно по этой сказке. Имя ее отца («Máni» = «Луна») добавляет мифическую нотку, а ее собственное имя характеризует ее саму, намекая на внешность и характер («Mjaðveig» = «медовое вино», «медовуха» – напиток богов в скандинавской мифологии). Один антропонимист (антропонимик / антропониматолог / антропонимикотолог / антропонимиколог/ антропонимовед… — в общем, выбирайте любую из версий, предложенных коллегами в фэйсбуке для наименования специалиста по антропонимике) выдвинул предположение, что девушка изначально являлась олицетворением богини плодородия.
Вот она ходит в своих золотых туфельках в своем исландском волшебном раю, весеннее солнце освещает росу на зеленой траве, что растет в этом умиротворенном местечке; наделенные человеческим разумом кукушки сидят на березках и рябинах, а барашек четырежды в год сбрасывает шерсть и каждый сезон меняет цвет. Там есть все, чего она ни пожелает, и она вполне довольна, несмотря на свое одиночество. Каждый день прекраснее предыдущего, но за всем этим – непроницаемая завеса, снимать которую она не имеет никакого желания.
Здесь прослеживается мотив, свидетельствующий о пассивном отношении к тяготам жизни, о стремлении найти убежище от бурь и забот, мирный и прекрасный мир, где нечего бояться. Райское убежище Мйадвейг – один из ярчайших примеров образов из мечт, создаваемых народом в сказках. Однако человеческий разум обычно не способен по-настоящему обрисовать идеальное жилище, поэтому значение долины изгнанника довольно расплывчато. Это, несомненно, прекрасное место с сочной зеленой травой и превосходными животными, и Йон Лярди рассматривает его как прибежище, где хорошо жить и где люди более искусны и интересны, чем обычные фермеры. В подобных историях сказочники говорят о вещах, которых никогда сами не видели, и когда они рассказывают о них, история приобретает налет экзотики.
Сказочник, желая описать райское жилище Мйадвейг, имеет в своем распоряжении стих «Там поют кукушки / там цветет лук».
Кукушка (gaukur) во многих традициях – символ благополучия, плодородия и процветания, она связана с потусторонними мирами, являясь посредником между живыми и мертвыми, а также является прорицательницей важных событий в жизни человека – брака, рождения ребенка и т.д., далеко не только «замерителем отведенных лет». Щебечущие вокруг жилища Мйадвейг птички – не только гаранты ее благополучия и того, что ей ни в чем не придется нуждаться, но и своего рода связь с умершей матерью.
Слово «laukur» (лук) в исландском языке несет множество коннотаций, особенно в языке поэзии. Так, считалось, что лук является олицетворением неистощимой жизненной силы и бессмертия, Вселенной, защитой от зла и болезней и т.д.
Барашек (hrútur) в этой истории — несомненно, очень ценное животное. В легендах говорится, что этот барашек сбрасывает шерстку четыре раза в год, каждый сезон меняя цвет: он был синим весной, зеленым летом, красным осенью и желтым зимой.
Легко вообразить, как прекрасно должно житься в таком месте, где все является залогом благополучия, процветания и долгой жизни. Убежище в истории Мйадвейг – дар от ее матери и символ мира и защиты материнских объятий.
Сам домик просто так не открывается: чтобы его открыть, нужно совершить определенные действия (обойти трижды по ходу солнца и трижды против хода солнца, при этом всякий раз поворачивая ключ). Все, что идет по ходу солнца или вместе с ним – естественно, хождение по кругу либо вокруг чего-либо по часовой стрелке несет в себе огромную силу, особенно, если совершить этой действие трижды. Поворачивание или хождение по кругу так же естественно, как движение солнца или вращение колеса, ручной мельницы, палочки для добывания огня или бурава – все эти вещи обладают могучей силой. Ходить против движения солнца или против часовой стрелки – опасно, это дурное предзнаменование, и в этом также есть великая волшебная сила. С этим необязательно должно быть связано какое-то зло, однако это всегда нечто, чего следует опасаться. Это же справедливо для всех действий, совершаемых наоборот. Подобные действия сами по себе противоречат закону природы: это процедуры, которые не привлекают ее сил, но, подобно технологиям, заставляют ее подчиниться. Дом Мйадвейг защищен этой мощной магией.
При этом само убежище окружено опасностью: оно далеко от мира людей. За полуостровом – отвесные скалы и узкие тропки, и это хорошо, что никто не может найти туда дорогу без клубка нити, который ей дала мать (по одной версии) или указания птиц (по другой версии). Дальше, за отвесными скалами, укрывающими жилище – дремучий лес. Там она потерялась и могла бы зайти еще дальше в лес, не явись ей во сне умершая мать и не дай ей то, в чем она нуждалась.
Леса занимают важное место в исландских сказках, очень многое происходит там, среди огромных деревьев. Нередко принц или король теряет там дорогу и блуждает, пока не встретит сверхъестественное существо вроде тролля или человека, на которого наложено заклятье. Таким образом, темный лес, в котором легко заблудиться, составляет границу между миром людей и потусторонним миром, подобно тому, как вода или туман нередко лежит между миром людей и миром эльфов (нижним миром), а мгла лежит между миром людей и скрытой долиной изгнанников. Однако первоочередная задача леса и мглы – сбить человека с пути; человек не знает, куда идет, а существа с другой стороны леса или тумана обычно направляют или завлекают их к себе. Сюжет историй о заблудившихся в лесу людях может варьироваться.
Самые странные истории о заблудившихся в лесу людях – истории о мачехах. В них советники короля отправляются искать ему жену. Они уплывают очень далеко, попадают в туман, им дует встречный ветер, и они сбиваются с курса, не зная, куда направляются. Через какое-то время туман расходится, и они сходят на берег. В некоторых историях говорится, что, сойдя на берег, они идут через лес, но не теряются там, а идут на звуки музыки и оказываются на поляне, где у шелкового шатра сидит женщина и играет на арфе. Музыка арфы здесь – символ колдовской силы женщины, завлекшей их туда и намеревающейся провести их и короля. Окружающие же ее золото и блеск – лишь обманчивая позолота. Все это – символ любви, манящей и чарующей, но основанной на обмане и предательстве.
Король специально предупреждает своих советников, что он не желает жену с мыса, острова или из леса. Какой бы ни была причина для такого предупреждения, слово «skógarkona» («лесная женщина») прекрасно соотносится с символическим значением леса в этих историях. Мачеха Мйадвейг приходит из дремучего леса, дремучий лес обступает отвесные скалы, скрывающие жилище Мйадвейг.
И вот, за этим лесом, в вотчине отца, Мйадвейг видится троллеподобная фигура мачехи, огрихи, принявшей человеческий облик, обманом заставившей конунга жениться на ней и наложившей на девушку все эти тяжелые испытания. Мачеха не должна злиться, ибо в этом состоянии человеческий облик становится ей слишком мал и она превращается в наибезобразнейшую ведьму. Со временем она бы сожрала всех людей в вотчине конунга, а затем и самого конунга.
Здесь мы переходим к одному из аспектов жизни, которые играют интересную роль в народных сказках. Все они связаны с семьей, происхождением, детством и порождаемыми ими серьезными проблемами. Психологи в последнее время уделяют много внимания таким аспектам и полагают, что к ним можно отследить различные мотивы, позднее проработанные в мечтах и фантазиях, в литературе и искусстве. Огромные усилия были приложены к тому, чтобы показать, как они становятся основой повествований и мотивов в историях.
Мотив мачехи исключительно популярен в волшебных сказках Исландии: это очень удобный источник для вовлечения в сюжет злой силы. Этот мотив широко известен во всем мире: мачеха жестоко обращается со своими пасынками, порой предстает ведьмой и налагает на них заклятия (превращает в животных и т.д.). А поскольку от ведьмы до огрихи – всего один короткий шаг, в исландских историях версия с огрихой встречается очень часто. Причем, согласно Э. Свейнссону, такая вариация, весьма вероятно, впервые появилась именно в Исландии.
Фактически, появление мачехи – самое распространенное начало сказки. Зачин может быть таким: «Давным-давно в тридевятом царстве тридесятом государстве жил-был король со своей королевой; у них был сын (или дочь). Когда он (она) вырос, королева заболела и умерла. Король глубоко по ней скорбел, но через некоторое время взял себе другую жену…» ( «Долго царь был неутешен, но как быть? и он был грешен; год прошел как сон пустой, царь женился на другой…»). Обычно зачин более подробен, но его основа почти всегда такова.
Сказители последних времен и их слушатели, по всей видимости, понимали такие истории буквально: мать умерла, отец взял другую жену, она невзлюбила своих пасынков, а они невзлюбили ее. Такова была типичная жизненная ситуация, которая была преувеличена и возведена до уровня фантазии. Мачеха становилась огрихой в человеческом обличье, ей приписывались всевозможные пороки и злодеяния. Это вполне понятно, однако природу ревности между мачехой и пасынками всегда рассматривали с точки зрения детей. Интересно, как остро критикуется король (отец): он сидит на могиле королевы в такой глубокой скорби, что практически ко всему равнодушен и ни к чему невосприимчив, но как только он видит свою новую невесту – забывает все, что было в прошлом, и не может успокоиться, пока не женится на ней. Все это описывается так, что невозможно не содрогнуться. Все довольно понятно, однако странно, сколь невероятно широко распространился этот мотив. Мачехи – безусловно, явление довольно распространенное, но частота появления этого мотива все равно поразительна. Возникает вопрос, не способствовала ли такой распространенности в какой-то степени ассоциация с чувствами, связанными с другими схожими аспектами жизни. Кто-то из детских психологов говорит о «комплексе мачехи», вызванном противоречивыми чувствами, если не неприязнью и враждебностью, которая может возникнуть между дочерью и чересчур строгой матерью. Подобные эмоции могут породить мысль, что эта суровая личность – не настоящая мать девочки, а некая «подложная, фальшивая» мать. Некоторые психологи с уверенностью объясняют популярность этого мотива именно таким образом, и даже идут дальше, связывая его с дочерней ревностью (комплексом Электры) либо с чувствами, относимыми к сыновнему Эдипову комплексу. Таким образом, идея этих историй берет начало во враждебности со стороны дочери, а связанные с такими отношениями эмоции трансформируются в события волшебной сказки.
Как в исландских сказках, так и в сказках других народов, у мачехи нередко есть собственная дочь – в истории Мйадвейг это Крока. Именно с Крокой связано первое наложенное на Майдвейг заклятие.
Заклятья нередко называются «sköp» («обрекающие»), «ósköp» («злосчастные») or «ánauðir» («принуждающие»); однако наиболее распространенное наименование этого понятия – «álög» («нечто наложенное (на кого-либо)»), именно это слово было постепенно перенесено из легенд, основанных на народных поверьях (где оно возникло), в волшебные сказки. Заклятья сильно различаются по своему содержанию, однако их формулировки довольно шаблонны и неизменны. В ранних письменных источниках обнаруживаются фразы: «Það mæli ég um» («Сие есть мое повеление») либо «Það legg ég á» («Сие налагаю (на тебя)»). Позже эти две формулировки стали часто объединяться, что и наблюдается в изложенной сказке («Ныне я повелеваю и заклятье налагаю…»).
Напоследок отмечу еще несколько встречающихся в сказке мотивов и символов.
Туфелька Мйадвйг – это залог любви. Что касается ее ценности, золото или любые предметы, сделанные из золота, представляют собой символы счастья и благополучия; золото – королевский металл. Таким образом, когда сын конунга, прибывший в поисках супруги в земли, где живет Мйадвейг, обнаруживает на своем пути ее туфельку, он приходит сразу к трем выводам: 1) небольшой размер и изящная форма = ее владелица – легкая и грациозная красавица; 2) туфелька шита золотом = владелица обладает высоким статусом, под стать ему самому; 3) золото на туфельке – обетование счастливого и благополучного брака с ее владелицей.
Стекло сверкает подобно драгоценным камням и потому имеет связь со сверхъестественным – мы видим Мйадвейг в стеклянной тюрьме в заточении у огра. Прозрачность стекла делает его символом мистической мудрости, ясновидения, – надо полагать, что обнаружение трижды никем не замеченной тюрьмы прогуливающимся у моря пастухом – указание на то, что этот пастух вовсе не так прост (что вполне подтверждается последовательностью его действий после освобождения Мйадвейг: он ведет ее сразу к конунгу, а лишь после получения обещания награды). Кроме того, согласно поверьям, сокровище сокрыто за водопадами, под скалами, поэтому там же обитают злобные существа, змеи и тролли – сокровища охраняются, вода и скалы несут в себе много опасностей. Пастух находит под скалами сокровище – заточенную жену конунга, за освобождение которой тот богато его одаривает. Однако добыча сокровища дается не просто так: его стережет злобный огр – чтобы добраться до Мйадвейг, нужно сперва одолеть его.
Любопытно, что в этом пастуху помогает гном. Как отмечает А. Гуревич, в жизни народов Севера огромную роль играл обмен дарами. Даже отношения с богами строились на принципе do ut des: почитая того или иного бога, скандинавы приносили ему жертвы в ожидании помощи и содействия с его стороны, если же, по их мнению, последнее условие, не выполнялось, они считали себя свободными от обязательств по отношению к такому богу. В эссе «Почему Я скандинавист?», Гуревич говорит: «В этот общий контекст взаимности входил и обмен дарами. С их помощью крепили дружбу и заручались поддержкой». Получив что-то (кольцо и помощь) от человека, гном посчитал своей обязанностью предложить что-то взамен (содействие в спасении Мйадвейг), причем не остановился, просто рассказав пастуху желаемое и предоставив ему средство для ее вызволения, но и пришел на помощь в борьбе с огром, а затем и позволил укрыть спасенную у себя.
Особого внимания заслуживает аналогия истории о Мйадвейг с исландскими легендами об изгнанниках. История Мйадвейг – волшебная сказка, далекая по содержанию от повседневных занятий простого народа; однако из опыта жизни и работы исландцев выросли легенды о тайной долине, где живут изгнанники – как некий «миф», оживший из опыта ухода за скотом, его осеннего сгона и путешествий в пустынные земли вглубь континента. Исландский уклад жизни, коллективный и индивидуальный, равно как и природа страны – все это в равной степени отражается в легендах об изгнанниках. Кроме того, они отражают человеческие качества исландцев – с чем люди боролись, какие победы одерживали и какие поражения испытывали, их радости и печали. Их истоки различны: некоторые истории имеют несомненно исландское происхождение, другие пришли из других стран. Однако и последние стали не менее исландскими, чем первые: на них лежит печать Исландии, они пропитались исландским духом, будучи рассказаны и выслушаны исландцами и переданы дальше в качестве наследия от одного поколения другому.
Исландские народные сказки – прекрасный пример гармонии, существующей между иностранной культурой и культурой исландской. Национальные черты сильны и глубоко укоренены в умах людей. Хотя они очень хотят знать, что происходит с людьми в других странах и научиться у них, то, что они приобретают, они адаптируют под исландские обычаи и традиции. Это – естественное и непременное отношение жителей этого острова. Каким бы ни было их происхождение, исландские народные сказки отражают жизнь и характер исландского народа. Эти сказки были важным элементом в борьбе исландцев за национальную и культурную целостность в девятнадцатом веке. По словам Э. Свейнссона, «они были куда более исландскими, чем вообще можно выразить словом».
Использованная литература:
1. A Companion to Old Norse-Icelandic Literature and Culture / Ed. by Rory McTurk – Blackwell Publishing Ltd, 2005.
2. Hopkins, Washburn: Epic Mythology – Strassburg, Verlas Von Karl J. Trübner, 1915
3. Lindow, John: Handbook of Norse mythology — ABC-CLIO, Inc., 2001.
4. Origines: A Collection of the More Important Sagas and Other Native Writings Relating to the Settlement and Early History of Iceland / Ed. And transl. by Gudbrand Vigfusson and F. York Powell, vol. I-II — Clarendon Press, Oxford, 1905.
5. Sveinsson, Einar Ólafur: The Folk-Stories of Iceland // Viking Society For Northern Research Text Series, Vol. XVI — University College, London, 2003
6. Гуревич, Арон: Почему я скандинавист? Опыт субъективного осмысления некоторых тенденций развития современного исторического знания // Избранные труды. Норвежское общество – Изд-во СПб. университета, СПб., 2009.
|
Вот и сказочке конец… Иллюстрациями успела разбаловать читателя, и их ощутимо не хватало. 🙂
Отдельное огромное спасибо за сопроводительную статью, читала ее медленно и с удовольствием. Написано ёмко и объёмно, если можно так выразиться.
Совершенно неведомое для меня направление, что вдвойне приятно. 🙂
Катя, пожалуйста. Иллюстрации я, возможно, со временем дорисую и внесу в статью. Со сказками и мифами еще продолжу. Сейчас работаю со статьями Нильса Ивара Агёя о переводе произведений Толкина — надеюсь в ближайшие дни выложить, объединив со старым постом по той же теме.
(P.S. Интересно, почему в комментарии не отображается аватарка?)